Я сделала в жизни всего две глупости: позволила себе быть слабой и размечталась (с)
Во втором плей-листе у меня Мельница с Хелависой, одна-единственная песня Рыжего канцлера Ги, некоторое количество Тол-Мириам, пара песен Сильфов и Фарамир 
Мельница
Мельница/Хелависа
Приворотное зелье
Растворялась я в нежности
В ласке губ трепетала
В поле снежной безбрежности
Иступленно рыдала
Мне ль судьбе покориться
Мне ль зачахнуть в тоске
Приворотное зелье
Я варю в котелке
И упала я в ноги
Властелину ненастья
Чтобы взял мою душу
Дал короткое счастье
Разделенную нежность
Жар объятий твоих
Тот единственный трепет
Что один на двоих
Единенье желаний
Пониманье без слов
Ток взаимных касаний
Вдохновенье даров
Колдовских прорицаний
Прорастает трава
От безумных терзаний
Зашумит голова
Приворотное зелье
Закипает в котле
Мне за это не страшно
Кончить жизнь на костре
Пусть в неистовом пламени
Сгину стану золой
Но не быть мне желанной
Даже этой ценой
Заклинанья бессильны
Жалок ведьмин дурман
Приворотное зелье
Выливаю к чертям
Приворотное зелье
Выливаю к чертям.
Невероятная история (Донна)
Дребезжит гитара сонно.
Где-то булькает мадера.
Ночь, луна... В окошке донна,
Под окошком кабалеро.
Ну-с, итак в испанском стиле
Начинаю ритурнель я!
Место действия - Севилья.
Время действия - в апреле.
Скоро будет две недели,
Как жене своей на горе
Дон-супруг на каравелле
Где-то путается в море.
Услыхав о том, открыто
Дон-сосед, от страсти ярой
Вмиг лишившись аппетита,
Под окно пришел с гитарой.
Все,что знал, пропел он донне,
И, уставши напоследок,
Он запел в минорном тоне
Приблизительно вот эдак:
- Донна, донна, в вашей власти
Сердце вашего соседа.
Ах, от страсти я на части
Разрываюсь, как торпеда!
- Нет, не ждите поцелуя,-
Отвечает донна тонно.-
Нет, нет, нет, не изменю я
Своему супругу дону! -
И добавила, вздыхая,
Не без некоторой дрожи:
- К вам не выйду никогда я.
На других я не похожа!
Вы не верите?... Я тоже!
Сэр Джон Бэксворд
Сэр Джон Бэксворд собирал в поход
Тысячу уэльских стрелков.
Сэр Джон Бэксворд был толстым, как кот,
А конь его был без подков.
Сэр Джон Бэксворд пил шотландский эль
И к вечеру сильно устал.
Он упал под ель, как-будто в постель,
И там до Пасхи проспал.
Айлэ, айлэ, как-будто в постель,
И там до Пасхи проспал.
Так налей, налей еще по одной,
С утра я вечно больной...
Король Эдуард четырнадцать дней
Ждет Бэксворда отряд.
Десять тысяч копий и столько ж коней
Не пьют, не едят и не спят.
Король Эдуард восьмого гонца
Вешает на суку,
Но Бэксворда нет, и вид мертвеца
Нагоняет на войско тоску.
Айлэ, айлэ, и вид мертвеца
Нагоняет на войско тоску.
Король Эдуард утвердил приговор
И вышел, гневен с лица.
"Сэр Джон Бэксворд - изменник и вор,
И плаха ждет подлеца!"
А Бэксворд под елью спит на траве,
И шлем у его плеча.
И не ведает, что по его голове
Плачет топор палача.
Айлэ, айлэ, по его голове
Плачет топор палача.
Лорд-канцлер Кромвель с войском спешит
К месту, где спит Бэксворд.
Королевский приказ к уздечке пришит
У каждой из конских морд.
Войско идет, кончается год,
В Лондоне войска все нет.
А французский флот переплыл Ла-Манш
И занял цветущий Кент.
Айлэ, айлэ, переплыл Ла-Манш
И занял цветущий Кент.
Сэр Джон Бэксворд сидит в кандалах,
Спиной опершись на ель.
А войско гуляет в валлийских лугах
И пьет бэксвордовский эль.
Лорд-канцлер Кромвель в Лондон спешит
С мешком у луки седла.
А круглый предмет, что в мешке зашит, -
голова Бэксворда, ха-ха!
Айлэ, айлэ, что в мешке зашит, -
голова Бэксворда, ха-ха!
Король Эдуард в Париж привезен,
В железный ошейник одет.
А все потому, что в войске его
Джона Бэксворда нет.
А все потому, что забыл король
Присказки древней слова:
"Покуда пьет английский народ - Англия будет жива!"
И покуда пьет французский народ - Франция будет жива!
И покуда пьет испанский народ - Испания будет жива!
И покуда пьет российский народ - планета будет жива!
Так налей, налей еще по одной,
С утра я вечно больной.
И еще, и еще, и еще по одной,
Пусть буду я вечно больной...
и вечно хмельной!
Мора
Летят кони Стрибога - ветер в гриву,
Перуна подкова - пропасть под молнией,
Кони Даждьбога дождем резвятся,
И конь коней - корона на небе.
Жаркой волной - в глаза жрице,
Железом каленым - жрице к запястьям,
Звездами за пояс золотыми,
Звоном зовущим - мое имя.
Стрибога сестра, Перуна пряха,
Даждьбога дочь и моя Мора,
Приди, спряди мою нить Мора,
Приди, путь я открыл, Мора.
Лучом, как мечом, открылись ворота,
Меня сковало кольцо полета.
Прощай, Перун, помяни лихо,
Прости, Стрибог, такова доля,
Пройдет, пройдет, Даждьбог, пролетит мукой;
Жесток мой бог - конь коней, конь Солнце.
Пройдет, пройдет, Даждьбог, пролетит мукой;
Жесток мой бог - конь коней,
конь Солнце.
Девки, бабы -
На Купальню!
Ладу-ладу,
На Купальню!
Девки, бабы -
На Купальню!
Ладу-ладу,
На Купальню!
Девки, бабы -
На Купальню!
Ладу-ладу,
На Купальню!
Девки, бабы -
На Купальню!
Ладу-ладу,
На Купальню!
Ой, кто не выйдет,
На Купальню,
Ладу-ладу,
На Купальню!
Ой, тот будет
Пень-колода,
Ладу-ладу,
Пень-колода!
А кто пойдет
На Купальню,
Ладу-ладу,
На Купальню!
А тот будет
Бел береза!
Ладу-ладу,
Бел береза!
Девки, бабы -
На Купальню!
Ладу-ладу,
На Купальню!
Девки, бабы -
На Купальню!
Ладу-ладу,
На Купальню!
Девки, бабы -
На Купальню!
Ладу-ладу,
На Купальню!
Девки, бабы -
На Купальню!
Ладу-ладу,
На Купальню!
Горец
Мой горец - парень удалой,
Широкоплеч, высок, силен;
Но не вернется он домой,
Он на изгнанье осужден.
Как мне его вернуть,
О, как его вернуть?
Я все бы горы отдала,
Чтоб горца вновь домой вернуть.
Соседи мирно спять в домах,
А я брожу в тиши ночной;
Сажусь и плачу я впотьмах
О том, что нет его со мной.
Как мне его вернуть,
О, как его вернуть?
Я все бы горы отдала,
Чтоб горца вновь домой вернуть.
Ах, знаю, знаю я, кого
Повесить надо на сосне,
Чтоб горца, друга моего,
Вернуть лесам, горам и мне.
Как мне его вернуть,
О, как его вернуть?
Я все бы горы отдала,
Чтоб горца вновь домой вернуть.
Лорд Грегори
Полночный час угрюм и тих,
Лишь гром гремит порой.
Я у дверей стою твоих -
Лорд Грегори, открой.
Я не могу вернуться вновь
Домой, к семье своей,
И если спит в тебе любовь,
Меня хоть пожалей.
Припомни лес на склоне гор,
Где волю я дала
Любви, с которой долгий спор
В душе своей вела.
Ты небом клялся мне не раз,
Что будешь ты моим,
Что договор, связавший нас,
Навеки нерушим.
Но тот не помнит прежних дней,
Чье сердце из кремня;
Так пусть же у твоих дверей
Гроза убьет меня.
О небо, смерть мне подари!
Я вечным сном усну
У двери лорда Грегори,
Простив его вину.
Оборотень
Что ни вечер, то мне, молодцу,
Ненавистен княжий терем,
И кручина, злее половца,
Грязный пол шагами мерит.
Завихрился над осиною
Жгучий дым истлевшим стягом;
Я тоску свою звериную
Заливаю пенной брагой.
Из-под стрехи в окна крысится
Недозрелая луна;
Все-то чудится мне, слышится:
Выпей, милый, пей до дна!..
Выпей - может, выйдет толк,
Обретешь свое добро,
Был волчонок - станет волк,
Ветер, кровь и серебро.
Так уж вышло - не крестись -
Когти золотом ковать,
Был котенок - станет рысь,
Мягко стелет, жестко спать!
Не ходи ко мне, желанная,
Не стремись развлечь беду -
Я обманут ночью пьяною,
До рассвета не дойду;
Ох, встану, выйду, хлопну дверью я -
Тишина вокруг села -
Опадают звезды перьями
На следы когтистых лап.
Пряный запах темноты,
Леса горькая купель,
Медвежонок звался ты,
Вырос - вышел лютый зверь.
Выпей - может, выйдет толк,
Обретешь свое доро,
Был волчонок, станет волк,
Ветер, кровь и серебро...
Рапунцель
Вертись вертись мое колесо
Тянись тянись шерстяная нить
Отдавай мой гость мне мое кольцо
А не хочешь если совсем возьми
Отдавай мой гость мне мое кольцо
А не хочешь если совсем возьми
Я себя сегодня не узнаю
То ли сон дурной то ли свет не бел
Отдавай мне душу мой гость мою
А не хочешь если бери себе
Отдавай мне душу мой гость мою
А не хочешь если бери себе
Звон стоит в ушах и трудней дышать
И прядется не шерсть только мягкий шелк
И зачем мне право моя душа
Если ей у тебя мой гость хорошо
И зачем мне право моя душа
Если ей у тебя мой гость хорошо
Дорога Сна
Налей еще вина, мой венценосный брат,
Смотри - восходит полная луна;
В бокале плещет влага хмельного серебра,
Один глоток - и нам пора
Умчаться в вихре по Дороге Сна...
По Дороге Сна - пришпорь коня; здесь трава сверкнула сталью,
Кровью - алый цвет на конце клинка.
Это для тебя и для меня - два клинка для тех, что стали
Призраками ветра на века.
Так выпьем же еще - есть время до утра,
А впереди дорога так длинна;
Ты мой бессмертный брат, а я тебе сестра,
И ветер свеж, и ночь темна,
И нами выбран путь - Дорога Сна...
По Дороге Сна - тихий звон подков, лег плащом туман на плечи,
Стал короной иней на челе.
Острием дождя, тенью облаков - стали мы с тобою легче,
Чем перо у сокола в крыле.
Так выпьем же еще, мой молодой король,
Лихая доля нам отведена;
Не счастье, не любовь, не жалость и не боль -
Одна луна, метель одна,
И вьется впереди Дорога Сна...
По Дороге Сна - мимо мира людей; что нам до Адама и Евы,
Что нам до того, как живет земля?
Только никогда, мой брат-чародей, ты не найдешь себе королеву, -
А я не найду себе короля.
И чтоб забыть, что кровь моя здесь холоднее льда,
Прошу тебя - налей еще вина;
Смотри - на дне мерцает прощальная звезда;
Я осушу бокал до дна...
И с легким сердцем - по Дороге Сна...
Двери Тамерлана
По лазоревой степи
Ходит месяц молодой,
С белой гривой до копыт,
С позолоченной уздой.
Монистовый звон
Монгольских стремян -
Ветрами рожден
И ливнями прян.
Из кувшина через край
Льется в небо молоко;
Спи, мой милый, засыпай,
Завтра ехать далеко.
Рассвета искал -
Ушел невредим,
Меня целовал
Не ты ли один?
Как у двери Тамерла-
Новой выросла трава;
Я ли не твоя стрела,
Я ль тебе не тетива?
Ты - сердце огня,
Ты - песня знамен,
Покинешь меня,
Степями пленен.
Кибитками лун -
В дорожный туман,
Небесный табун,
Тяжелый колчан;
Чужая стрела,
Луна - пополам,
Полынь да зола -
Тебе, Тамерлан.
Тревожить ковыль - тебе -
В других берегах,
И золотом стыть - тебе -
В высокий курган.
А мне - вышивать
Оливковый лен,
Слезами ронять
Монистовый звон;
Обручью костра
Навеки верна -
Тебе не сестра,
Тебе не жена.
Господин горных дорог
Закат раскинулся крестом поверх долин вершины грез;
Ты травы завязал узлом и вплел в них прядь моих волос.
Ты слал в чужие сны то сумасшедшее видение страны,
Где дни светлы от света звезд.
Господином Горных Дорог назову тебя;
Кто сказал, что холоден снег?
Перевал пройду и порог, перепутие,
Перекрестье каменных рек.
Я ухожу вослед не знавшим, что значит слово "страх".
О, не с тобой ли все пропавшие, погибшие в горах,
Что обрели покой там, где пляшут ветры под твоей рукой
на грани ясного утра?
Господином Горных Дорог назову тебя, облака
Кружат стаей перед грозой.
Наша кровь уходит в песок, позабудь ее, и она
Прорастет тугою лозой.
Я хотела остаться с тобой,
Я уже успела посметь.
Пахнет снегом, прозрачная боль -
То ли даль, то ли высь, то ли смерть...
Пусть укроет цепи следов моих иней,
Чтоб никто найти их не мог.
Кто теперь прочтет подо льдом твое имя,
Господина Горных Дорог?..
Королевна
Я пел о богах, и пел о героях, о звоне клинков, и кровавых битвах;
Покуда сокол мой был со мною, мне клекот его заменял молитвы.
Но вот уже год, как он улетел - его унесла колдовская метель,
Милого друга похитила вьюга, пришедшая из далеких земель.
И сам не свой я с этих пор, и плачут, плачут в небе чайки;
В тумане различит мой взор лишь очи цвета горечавки;
Ах, видеть бы мне глазами сокола, и в воздух бы мне на крыльях сокола,
В той чужой соколиной стране, да не во сне, а где-то около:
Стань моей душою, птица, дай на время ветер в крылья,
Каждую ночь полет мне снится - холодные фьорды, миля за милей;
Шелком - твои рукава, королевна, белым вереском - вышиты горы,
Знаю, что там никогда я не был, а если и был, то себе на горе;
Если б вспомнить, что случилось не с тобой и не со мною,
Я мечусь, как палый лист, и нет моей душе покоя;
Ты платишь за песню полной луною, как иные платят звонкой монетой;
В дальней стране, укрытой зимою, ты краше весны и пьянее лета:
Просыпайся, королевна, надевай-ка оперенье,
Полетим с тобой в ненастье - тонок лед твоих запястий;
Шелком - твои рукава, королевна, златом-серебром - вышиты перья;
Я смеюсь и взмываю в небо, я и сам в себя не верю:
Подойди ко мне поближе, дай коснуться оперенья,
Каждую ночь я горы вижу, каждое утро теряю зренье;
Шелком - твои рукава, королевна, ясным месяцем - вышито небо,
Унеси и меня, ветер северный, в те края, где боль и небыль;
Как больно знать, что все случилось не с тобой и не со мною,
Время не остановилось, чтоб в окно взглянуть резное;
О тебе, моя радость, я мечтал ночами, но ты печали плащом одета,
Я, конечно, еще спою на прощанье, но покину твой дом - с лучом рассвета.
Где-то бродят твои сны, королевна;
Далеко ли до весны в травах древних...
Только повторять осталось - пара слов, какая малость -
Просыпайся, королевна, надевай-ка оперенье...
Мне ль не знать, что все случилось не с тобой и не со мною,
Сердце ранит твоя милость, как стрела над тетивою;
Ты платишь - за песню луною, как иные платят монетой,
Я отдал бы все, чтобы быть с тобою, но, может, тебя и на свете нету...
Ты платишь - за песню луною, как иные - монетой,
Я отдал бы все, чтобы быть с тобою, но, может, тебя и на свете нету...
Сильфы
Сильфы
Круги на воде
Океанами расстояния отмеряя себе.
Поцелуями или ранами отмечая в судьбе.
И каждую ночь, выверяя движения в сонном дыхании луны,
И невозможно противиться притяжению её седины.
Безнадёжными, безответными ожиданьями сна.
Безымянною, неприветливою бывает луна.
И позади твоих глаз затеряются в томном молчании сны,
И беззастенчиво сон растворяется в теплых объятьях зимы.
И детей своих, избегающих наказания сна.
Этой полночью властью данною обвенчала луна.
И линии жизни, и линии судеб теперь не проходят нигде,
И были кольцами обручальными круги на воде.
Баллада о герое
Разбилось солнце на куски
О ледяной покров небес.
Упали звёзды на пески,
И звук твоих шагов исчез.
Того, кто верен был себе,
Кто покорил вершины скал.
В луны прозрачном серебре
Ты свою тайну разгадал...
Судьбы своей храня молитвы,
Ты земли диких покорял,
И Один сам на поле битвы
Плечом к плечу с тобой стоял.
Литые кубки наши братья
Поднимут в честь твою, мой герой,
И скал безмолвные объятья
Отступят под твоею рукой.
В хрустальном пламени рассвета
Исчезнет боль твоих потерь.
На преломленьи тьмы и света
Свободным возродится зверь!
Отвергнув страх, развея грёзы,
Вернёшься ты к своей судьбе,
И только след упавших звёзд
Оставит имя на песке.
Луны холодной серебро
Осколки солнца охладит.
Твоей свободы торжество
Лишь скал твердыня сохранит.
И только след упавших звёзд
Оставит имя на песке...
Тол-Мириам
Тол-Мириам
Привычка опаздывать
У меня есть привычка опаздывать
хотя бы на полчаса.
У меня есть привычка опаздывать,
чтобы убедиться,
что меня ждут, и никуда не уйдут,
И никуда не денутся.
Меня за это очень больно били
И делали замечания,
про неуважение мне говорили,
и про нет оправдания.
Но все равно меня ждут и никуда не уйдут,
и никуда они не денутся.
Я знаю, что можно напороться
и что нельзя злоупотреблять,
но я не стану с привычкой бороться,
потому что мне нужно знать,
что меня ждут, и никуда не уйдут,
и никуда не денутся.
Однажды был особо острый случай:
я пришла через два часа.
Я от страха совсем измучилась,
но пришлось убедиться,
что они сидят, матерясь и кляня,
и все-таки ждут меня.
Приобретайте привычку опаздывать
Хотя бы на два часа!
Очень полезную привычку опаздывать,
чтобы убедиться
что они ждут, и никуда не уйдут,
и во прах не рассыплются.
И тогда у вас появляется шанс
поверить в то, что они любят вас.
Девушка не по зубам
Я не люблю отказывать
Настырным женихам,
Когда начнешь ухаживать,
Ты все поймешь и сам.
Гостинцы носишь ты ко мне —
Мешком тебе носить!
Моей прожорливой родне
Попробуй угодить!
А если хочешь доказать
Что помогать готов,
Попробуй кашу запихать
В племянников и псов.
А если хочешь проявить
Весь пыл своей любви,
Корову злобную мою
Попробуй, подои!
А если удаль по нутру
И надоело жить,
Моих кузенов поутру
Попробуй разбудить.
А если думаешь со мной
И отдых разделять,
От Куннемары к Дублину
Попробуй проплясать.
И коль торопишься, жених,
Со свадьбой поскорей,
Рискни поклонников моих
Отвадить от дверей!
Нет, я не прогоню тебя,
Но ты поймешь и сам:
Такая девушка, как я,
Тебе не по зубам!
Названному брату
Великое дело — поклясться словами,
лобзаться устами,
меняться крестами.
Возможно ль рассветом владеть иль закатом,
возможно ли ветер считать своим братом?
Но знали бы вы, что творится со мной!
На шею огня амулет не нацепишь,
с рекой на крови договора не скрепишь,
не в воздухе ищут плечо и опору,
с землей бесполезно вести разговоры.
Но знали бы вы, что творится со мной,
что творится со мной...
Я знаю, что счастье мое неглубоко,
что я одиночка, и что одинока.
И знаки вниманья по пальцам считаю,
и что бы там ни было — все понимаю,
но если б ты знал, что творится со мной,
что творится со мной...
Великое ль дело: швыряться словами,
лизаться устами,
махнуться крестами!
Возможно ли брата содеять братаньем?
Возможно ль любовь сотворить пожеланьем?
Но знали бы вы, что творится со мной,
когда он меня называет сестрой!..
Подари мне пустую ладонь
У всех бывают проблемы с подарком, особенно второпях.
Бывает, обшариваешь карманы, не видя ответа в руках.
Но ежели ты оттого не звонишь и обходишь мой дом стороной,
Знай: я от тебя ничего не хочу. Мне нужна лишь пустая ладонь.
Мне не нужно твоих богатств, даже если они и есть.
Мне не нужно того, что в тебе, ведь в том, что в тебе, - не ты весь.
А у дьявола целых четыре души, и одна для воскресных дней.
Но ты подари мне пустую ладонь, подари мне лишь то, что в ней.
Наши звери готовятся к схватке, но скулят, поджимая хвосты.
Мне не нужно своих выпускать на твоих, потому что твои - не ты.
Все, что ни есть у тебя, ты можешь хранить, запирая дом.
А мне нужно лишь твое ничего, протяни же мне с ним ладонь.
Ты не любишь впускать попрошаек и нищих, от них лишь одна беда:
Ведь злишься, когда не подал им, и злишься, когда подал.
И после гостей всегда проверяешь, цел ли в камине огонь.
Но я не прошу твоего тепла, я прошу лишь твою ладонь.
Я знаю примерно, насколько ты нищ, и охрана тебе ни к чему:
Я у тебя ничего не похищу, меня не сведут в тюрьму.
Но если ты сам захочешь быть щедрым, страже назначь выходной...
Ты видишь: нет корысти во мне. Подай мне пустую ладонь
Такет Нантакет
Слепым человек живет,
Никто своей доли не знает
И там где один упадет,
На смену другой ему встанет.
За праздничным сидя столом,
Вкусив горячительной браги
Послушайте сагу о том,
Как найден был Такет Нантакет.
Отправился Алан Макген
К гадателям и ворожеям
Предчувствий томительный плен
Желая покинуть скорее.
Напрасно подметки он драл
Напрасно просил и ругался
Никто с него платы не брал
Никто за гаданье не брался.
И только старуха одна
Его к себе в дом пригласила
И в полночь, как вышла луна
Гаданье свое разложила
Пришел ты ко мне неспроста
Читаю я верные знаки
Судьбу твою держит в руках
Неведомый Такет Нантакет.
Быть может он сам и злодей,
Быть может он твой избавитель.
В горах, где не видно людей
Его вековая обитель.
Но помни, что слеп человек
Никто своей доли не знает
Бывает, что добрый совет
На гибель тебя обрекает
Бывает, твой искренний враг
Тебе поступает во благо
Все в мире не просто, итак
Запомни же - Такет Нанаткет.
Ему говорила жена
Не трогай ты спящей собаки
Кому твоя гибель нужна
И кто такой Такет Нантакет?
Я знаю его, он сказал
И нож взял, исполнен отваги
Клинком на груди начертал
Убийца мой - Такет Нантакет
Оставь, говорил ему тесть
Жена твоя сыном чревата
Тем лучше, ответил он, - есть
Кому за отца взять расплату.
Он вскинул за плечи мешок,
Обнял на прощанье домашних
И быстрой походкой пошел
Навстречу судьбе своей страшной.
Слепым человек живет,
Никто своей доли не знает
И то, что мне сил придает
Кого-то как камнем придавит.
Мед дикий в лесах воровал,
Как тать ночевал он в овраге
И с тайной надеждой шептал
Спаситель мой, Такет Нантакет
Он встал у подножия скал,
Хлебнул медовухи из фляги
И крикнул - я долго искал
Ну где же ты, Такет Нантакет?
На зов его горный обвал
Ответил раскатистым смехом
И вскоре он мертвый лежал
Раздавленный собственным эхом.
Сквозь кости его проросли
К весне незабудки и маки
А ветер терзает вдали
Девиз его Такет Нантакет
Слепым человек живет,
Никто своей доли не знает
И там где один упадет
На смену другой ему встанет
Все ветры поют в унисон
И так повествуется в саге
В ту ночь был ребенок рожден
И назван был Такет Нантакет
Слепым человек живет
Никто своей доли не знает
И тот, кто меня убьет
Кого-то от смерти избавит
Вся жизнь наша круговорот
О том повествуется в саге
На всякого, кто здесь живет
Найдется свой Такет Нантакет
Песни черни
Бедная сиротка, не рыдай, не бойся.
Мы тебя научим, мы тебя не бросим.
Мы народец ушлый, а закон что дышло
Ах, как мало нужно, чтобы что-то вышло.
Нет отца да матери, иди воровать
А страшно воровать - так полезай на паперть
Мы народец ушлый, а закон что дышло
Ах, как мало нужно, чтобы что-то вышло.
Есть такие девы, что торгуют телом.
Коли нету хлеба - все сгодится в дело
Мы народец ушлый, а закон что дышло
Ах, как мало нужно, чтобы что-то вышло.
Под господним небом все мы люди братья
А у брата взять-то - разве ж это грабить?
Мы народец ушлый, а закон что дышло
Ах, как мало нужно, чтобы что-то вышло.
Кто охоч до меди - тот наелся плети.
Берегись торговок и приличных леди.
Мы народец ушлый, а закон что дышло
Ах, как мало нужно, чтобы что-то вышло.
За четыре пенни били крошку Энни
А большому Билли руку отрубили.
Вот счастливчик Билли, да не жалей ты руку!
Побирайся, Билли, дорог твой обрубок.
Мы народец ушлый, а закон что дышло
Ах, как мало нужно, чтобы что-то вышло.
Ай да Билли умный, ай да Билли ловкий
Знать по Билли плачет добрая веревка
Мы народец ушлый, а закон что дышло
Ах, как мало нужно, чтобы что-то вышло.
Рыжий канцлер Ги
Рыжий канцлер Ги
Раймон VII
Он сегодня дома, он сегодня один,
Он немного болен, немного устал.
Сам себе трубадур, сам себе господин,
Он коньяк с кагором зачем-то смешал.
А за окном темно, смотрит в форточку ночь:
"И с какой это радости парень напился?.."
А ему, бедняге, уж ничем не помочь -
Он устал быть тем, кем сегодня родился.
Он забыл, как люди включают на кухне газ,
И чужую боль заглушил цитрамоном,
Он глядит на стены и видит родной Прованс,
Где когда-то он звался графом Раймоном.
Он вернулся на землю сквозь дни и года,
Семь столетий назад безвозвратно ушедший.
Вспоминает об этом Раймон иногда,
А друзья говорят про него - "сумасшедший..."
И снова битва идет для него каждый день,
Только ныне масштаб поражений неравен:
От былого осталась лишь зыбкая тень -
Там Тулуза сдана, здесь завален экзамен.
И Раймон Седьмой допивает остывший чай,
И снимает морфином незримые узы,
И идет поутру он молитвы свои читать
В католический храм альбигойской Тулузы.
Возвращаясь назад, он неспешно идет,
Игнорируя огненный глаз светофора,
Ибо знает, что знамя его упадет,
И растопчут его крестоносцы Монфора.
И отбывает он вновь летний свой карантен,
Заблудившись в сети бесконечных тропинок;
Ищет отдыха в россыпях телеантенн,
Веря в грустную ложь разноцветных картинок.
И Раймон Седьмой печально глядит в экран,
Матерится на поздний звонок телефона
И болят на погоду призраки старых ран,
Что получены им под стеной Каркассона.
И Раймон Седьмой печально глядит в экран,
Заполняя времени стертые лузы,
И болят на погоду призраки старых ран,
Что получены им на полях под Тулузой.
Фарамир
Фарамир
Безумный певец
Мой замок стоит на утесе крутом
В далеких, туманных горах,
Его я воздвигнул во мраке ночном,
С проклятьем на бледных устах.
В том замке высоком никто не живет,
Лишь я его гордый король,
Да ночью спускается с диких высот
Жестокий, насмешливый тролль.
На дальнем утесе, труслив и смешон,
Он держит коварную речь,
Но чует, что меч для него припасен,
Не знающий жалости меч.
Однажды сидел я в порфире златой,
Горел мой алмазный венец -
И в дверь постучался певец молодой,
Бездомный, бродячий певец.
Для всех, кто отвагой и силой богат,
Отворены двери дворца;
В пурпуровой зале я слушать был рад
Безумные речи певца.
С красивою арфой он стал недвижим,
Он звякнул дрожащей струной,
И дико промчалась по залам моим
Гармония песни больной.
"Я шел один в ночи беззвездной
В горах с уступа на уступ
И увидал над мрачной бездной,
Как мрамор белый, женский труп.
"Влачились змеи по уступам,
Угрюмый рос чертополох,
И над красивым женским трупом
Бродил безумный скоморох.
"И смерти дивный сон тревожа,
Он бубен потрясал в руке,
Над миром девственного ложа
Плясал в дурацком колпаке.
"Едва звенели колокольца,
Не отдаваяся в горах,
Дешевые сверкали кольца
На узких, сморщенных руках.
"Он хохотал, смешной, беззубый,
Скача по сумрачным холмам,
И прижимал больные губы
К холодным, девичьим губам.
"И я ушел, унес вопросы,
Смущая ими божество,
Но выше этого утеса
Не видел в мире ничего".
Я долее слушать безумца не мог,
Я поднял сверкающий меч,
Певцу подарил я кровавый цветок
В награду за дерзкую речь.
Цветок зазиял на высокой груди,
Красиво горящий багрец...
"Безумный певец, ты мне страшен, уйди".
Но мертвенно бледен певец.
Порвалися струны, протяжно звеня,
Как арфу его я разбил
За то, что он плакать заставил меня,
Властителя гордых могил.
Как прежде в туманах не видно луча,
Как прежде скитается тролль,
Он бедный не знает, бояся меча,
Что властный рыдает король.
Попрежнему тих одинокий дворец,
В нем трое, в нем трое всего:
Печальный король и убитый певец
И дикая песня его.
Гарнизон
Ночь погасила на небе звезды,
Ночь покрывалом укутала землю.
Птицы умолкли, попрятались в гнезда.
Ветер в деревьях застыл, не решаясь
Двинуться с места в предчувствии страха,
Листья в ветвях задрожали, качаясь.
Недвижимы на стенах бойцы,
Как стояли их прадеды и их отцы.
Гарнизон.
Гарнизон.
Черной лавиной со склонов и сопок,
Лязгом металла и звоном кольчужным,
Рокотом сотен оскаленных глоток,
Скрипом огромных осадных орудий,
Гибельным блеском кривых ятаганов,
Тьма объявила, что время иссякло.
Но полны колчаны стрелков,
И в ладонях клинки и к бою готов
Гарнизон.
Гарнизон.
И завоют протяжно сигнальные трубы,
И команда «держись» через сжатые зубы,
И атаки волна за волной, как вода о гранит.
Но сквозь грохот и крики, сквозь пламя и дым,
В небо вырвется знамя и спет будет гимн,
И в бессилии яростном орды отхлынут от плит.
Им не пройти,
Ведь у них на пути
Гарнизон.
Гарнизон.
Мир - лишь луч
Соловьи на кипарисах и над озером луна,
Камень черный, камень белый, много выпил я вина.
Мне сейчас бутылка пела громче сердца моего:
Мир лишь луч от лика друга, все иное тень его!
Виночерпия взлюбил я не сегодня, не вчера,
Не вчера и не сегодня пьяный с самого утра.
И хожу и похваляюсь, что узнал я торжество:
Мир лишь луч от лика друга, все иное тень его!
Я бродяга и трущобник, непутевый человек,
Все, чему я научился, все забыл теперь навек,
Ради розовой усмешки и напева одного:
Мир лишь луч от лика друга, все иное тень его!
Вот иду я по могилам, где лежат мои друзья,
О любви спросить у мертвых неужели мне нельзя?
И кричит из ямы череп тайну гроба своего:
Мир лишь луч от лика друга, все иное тень его!
Под луною всколыхнулись в дымном озере струи,
На высоких кипарисах замолчали соловьи,
Лишь один запел так громко, тот, не певший ничего:
Мир лишь луч от лика друга, все иное тень его!
Странник
Мы дети, усталые дети дорог.
Мы те, про кого вы не будете петь.
Чья ноша легка, только путь одинок -
Длиннее, чем жизнь, короче, чем смерть.
Мы тихие песни зеленых холмов,
Мы сны на краю уходящего лета,
Хранители пепла погасших костров,
Проклявшие тьму, не нашедшие света.
Мы болью в зубах, как вода родника,
Мы дрока побеги и вереска соки.
Наполнены светом луны, как река.
Одни – не одни, а в толпе одиноки.
Мы капли дождя на холодном ветру,
Мы взгляд в небеса на далекие звезды,
Туман, что лежит на полях по утру,
Светлее, чем радость, печальней, чем слезы.
Мы дети, усталые дети дорог.
Мы те, про кого вы не будете петь.
Так рано узнавшие цену и срок -
Дешевле, чем жизнь, дороже, чем смерть.
Стремление к небу
А за окном опять идет дождь,
А за окном снова рыдает небо.
А за окном снова рождается ночь,
И я вновь уношусь в те миры, где никто еще не был.
И так каждую ночь я пытаюсь понять,
Что же все-таки сделалось с нами.
Почему человек разучился летать,
Что ему не дано быть всегда заодно с небесами.
И так каждую ночь я взмываю под звезды,
Уношусь за пределы бесцветного мира.
И борюсь со стихией за право пить воздух,
Тот, которого наша Земля уже дать не могла.
Я один на один со сверкающим небом, с грохочущей высью.
Я один, как всегда, бросаюсь на битву с бушующим ветром.
И как всегда безуспешно пытаюсь угнаться за бешеной мыслью,
И как всегда, не успев, я срываюсь обратно в объятия сна.
Мои крылья сильны и стихия сильна.
И опять наши шансы равны как всегда.
Но я знаю, со мной не случится беда –
Я умею летать, я для неба как брат навсегда.
И опять мое счастье продлится лишь ночь.
И опять я под утро вернусь в мир людей.
И опять прятать крылья мне будет невмочь,
Но я знаю, стихия в меня влюблена, и я вновь буду с ней.
И так каждую ночь я взмываю под звезды,
Уношусь за пределы бесцветного мира.
И борюсь со стихией за право пить воздух,
Тот, которого наша Земля уже дать не могла.
Я один на один со сверкающим небом, с грохочущей высью.
Я один, как всегда, бросаюсь на битву с бушующим ветром.
И как всегда безуспешно пытаюсь угнаться за бешеной мыслью,
И как всегда, не успев, я срываюсь обратно в объятия сна.
Ночь в далеком аббатстве
За стенами старого аббатства -
Мне рассказывал его привратник, -
Что ни ночь творятся святотатства -
Приезжает неизвестный всадник.
В черной мантии, большой и неуклюжий,
Он идет двором, сжимая губы,
Медленно ступая через лужи,
Пачкает в грязи свои раструбы.
Отодвинув тяжкие засовы,
На пороге суетятся духи,
Жабы и полуночные совы,
Колдуны и дикие старухи.
И всю ночь звучит зловещий хохот
В коридорах гулких и во храме.
Танцы, песни и тяжелый грохот
Сапогов, окованных гвоздями.
Но наутро в диком шуме оргий
Слышны крики ужаса и злости -
То идет с мечом Святой Георгий,
Что иссечен из слоновой кости.
Видя гневно сдвинутые брови,
Демоны спасаются в испуге.
А наутро видны капли крови
На его серебряной кольчуге.
Амон-сул
Мне прадед оставил в наследство меч,
Кольчугу и шлем – мой дед.
Отец ничего не сумел сберечь –
Он пал, защищая Свет.
Мне мать соткала на прощание плащ,
Сестра подарила слезу.
И вот я в строю, мы несемся вскачь –
Нас снова призвал Амон-Сул.
Высоки твои башни и крепки твои стены,
Но не этим ты тверд, Амон-Сул.
Пусть немного нас тех, кто сейчас тебе верен,
Мы те, кто тебе присягнул.
От марша армии дрожит земля
И стрелы свистят у лица.
Со мною доблесть моих друзей
И честь моего отца.
И если в сражении суждено
Мне голову будет сложить,
Пусть новый воин поднимет клинок
За тех, кто останется жить.
Высоки твои башни и крепки твои стены,
Но не этим ты тверд, Амон-Сул.
Пусть немного нас тех, кто сейчас тебе верен,
Мы те, кто тебе присягнул.
Не ради смерти своих врагов,
Не ради славы своей.
Мы ляжем в подножии этих холмов
За будущее детей.
Пускай же враги окружают нас
Нам нет пути назад.
В легендах останется звездный час
Амон-Сул и тех гор ад.
Высоки твои башни и крепки твои стены,
Но не этим ты тверд, Амон-Сул.
Пусть немного нас тех, кто сейчас тебе верен,
Мы те, кто тебе присягнул.
Пять коней и кольцо
Пять коней подарил мне мой друг Люцифер
И одно золотое с рубином кольцо,
Чтоб я мог опускаться в глубины пещер
И увидел небес молодое лицо.
Кони фыркали, били копытом, маня
Пронестись на открытом пространстве земном,
И я верил, что солнце зажглось для меня,
Просияв, как рубин на кольце золотом.
Много темных ночей, много огненных дней,
Я скитался, не зная скитаньям конца.
Я смеялся порывам могучих коней,
И игре моего золотого кольца.
Там на высях сознанья безумье и снег.
Но коней я ударил свистящим бичом.
Я на выси сознанья направил их бег
И увидел там деву с печальным лицом.
В тихом голосе слышались звоны струны
В странном взоре смешался с ответом вопрос
И я отдал кольцо этой деве Луны
За неверный оттенок разбросанных кос.
И, смеясь на до мной, презирая меня,
Люцифер распахнул мне ворота во тьму
Люцифер подарил мне шестого коня
И отчаянье было названьем ему.
Армагеддон
На самом краю необжитого мира,
Где сходятся вечность и мрак,
Где солнце не светит, луна не всходила,
Жил старый отверженный маг.
Седой и горбатый, с невидящим взором,
В проклятии тысячу лет.
Он был осужден, он был изгнан с позором
И мести дал страшный обет.
Во мрачных покоях своей цитадели,
Средь сотен мистических книг,
Он медленно двигался к призрачной цели,
Озлобленный гневом старик.
Всю силу свою, свою мудрость и знанья,
Направить решил на одно.
Творя заклинанья морщинистой дланью,
Он стал опускаться на дно.
Презрев все традиции магии Света,
Набросив на время аркан,
Решил положить он в основу скелета
Безвестный доселе титан.
В припадке безумья, на грани маразма
Тропа вдохновенья плыла.
Титан обвивала бессмертная плазма
И плотью отныне была.
И ночь испугалась и тьма отступила
Но не было более дня.
Дана существу небывалая сила
И кровь из живого огня.
И разные массы собрав воедино,
Колдун огранил монолит.
Шарманщик покрыл своего Буратино
Слоями стальных бронеплит.
Алмазные когти, алмазные зубы,
Дыханье – горящий напалм.
Творец рассмеялся сквозь старые губы –
Он понял, кого создавал.
А Хаос он сделал душою созданья.
Вот так появился дракон.
И те, кто писал на Земле предсказанья,
Зовут его Армагеддон.
Бастион
Как-то раз в трактире дымном
Под литровых кружек звон,c
Ветеран-стрелок мне выдал
Старый миф про бастион.
Глаз единственный прищуря,
Словно высмотрел в прицел,
Он рассказывал легенду,
Но казалось, будто пел.
За далекими морями,
Средь хребтов и мрачных скал,
Шел над Мглистыми горами
Непроходный перевал.
Не драконы и не демон
Охранял ущелья сон.
Возвышал немые стены
Неприступный бастион.
Кто, когда его построил,
И зачем никто не знал,
Только путникам дорогу
Он навеки закрывал.
Сквозь глазницы черных бойниц,
Через мрак стальных окон
Днем и ночью наблюдает
Неусыпный гарнизон.
Вьюга снежная свистела,
Иль кружил осенний лист –
Все подходы под прицелом
У заряженных баллист.
Колья, ров, кругом ловушки,
Арбалета чтится культ.
А под стенами игрушки –
Батарея катапульт.
И, гласит легенда наша,
Будто, страхом окружен,
Никогда не знал осады
Неприступный бастион.
И ни рыцарь и ни варвар,
Маг иль кто-нибудь другой,
Даже в мыслях не решались
Горы перейти тропой.
Что звалась теперь Неторной.
И умножила молва
Нерушимость укреплений,
Неприступных, как скала.
Годы шли и ветры злые
Изменили лики гор.
Там, где были только камни,
Зашумел высокий бор.
И засыпали обвалы
Ту тропу на перевал,
Где когда-то по преданью
Странный бастион стоял.
Но его седые стены
И гранит могучих плит
Не упали, не осели.
Крепь стоит, как монолит.
Пусть пройдут века, эпохи,
Время в бездну улетит.
Силу древней цитадели
Бастион еще таит.
И когда под звездным небом
Стихнет колокольный звон,
Я во сне своем увижу
Неприступный бастион.
Жанна д'Арк
День назывался четвергом,
Рассвет был алым.
Змея вползала в тихий дом,
Змея вползала.
Будил набат грядущих вдов
Тревожной нотой.
Змея ползла среди холмов,
Змея пехоты.
Коварный лев тянулся вновь
К чужой короне,
И чуя будущую кровь,
Храпели кони.
И чуя будущую кровь
Храпели кони.
Свистела первая стрела
Холодной былью.
На стебли лилий тень легла,
На стебли лилий.
Друг другу мстя за прошлый гнев,
За все разбои,
Готовы лилия и лев,
Готовы к бою.
Друг другу мстя за прошлый гнев,
За все разбои,
Готовы лилия и лев,
Готовы к бою.
Готовы лилия и лев,
Готовы к бою.
Змея из стали и щитов
Змею узнала.
Пылала ненависть в душе,
Страна пылала.
Скрестились копья и клинки
Под сенью тверди.
Слетались вороны на пир,
На праздник смерти.
Скрестились копья и клинки
Под сенью тверди.
Слетались вороны на пир,
На праздник смерти.
Слетались вороны на пир,
На праздник смерти.
Войну зовем своей судьбой,
Но вот наука –
Закончить внукам этот бой,
Закончить внукам.
Король, куда же Вы ушли?
Бароны, где вы?
Ведь тот костер, что вы зажгли,
Погасит дева.
Король, куда же Вы ушли?
Бароны, где вы?
Ведь тот костер, что вы зажгли,
Погасит дева.
Ведь тот костер, что вы зажгли,
Погасит дева.
День назывался четвергом,
Рассвет был алым.
Змея вползала в тихий дом,
Змея вползала.
Будил набат грядущих вдов
Тревожной нотой.
Змея ползла среди холмов,
Змея пехоты.
Коварный лев тянулся вновь
К чужой короне,
И чуя будущую кровь,
Храпели кони.
И чуя будущую кровь
Храпели кони.
Воины святого креста
Над полями седой расстилается дым.
Эй-дари-дари-даи-йо.
Кто-то снова мечтает умереть молодым.
Эй-дари-дари-даи-йо.
Кто-то снова мечтает – вот такая морока, -
Не добраться живым до родного порога.
Над полями седой расстилается дым.
Над полями рога боевые поют.
Эй-дари-дари-даи-йо.
Это воины Святого Креста идут.
Эй-дари-дари-даи-йо.
Землю Господа топчут поганые латы.
И мы мчимся вперед не за честь, не за славу.
Над полями рога боевые поют –
Крестоносцы идут.
Крестоносцы идут.
А по дороге ветер развевает песок.
Эй-дари-дари-даи-йо.
Да видно выверен путь, да видно выверен срок.
Эй-дари-дари-даи-йо.
В землю втопчем зеленый флаг Саладдина
И воскликнем – эгей, вот она, Палестина!
Где святые угодники помощи ждут.
Крестоносцы идут.
Крестоносцы идут.
Может, многие из нас не вернутся назад.
Эй-дари-дари-даи-йо.
Да только братья по вере за нас отомстят.
Эй-дари-дари-даи-йо.
И Господь нам грехи боевые отпустит,
И придет судный день, и прощенье наступит.
И рога боевые опять запоют.
Крестоносцы идут.
Крестоносцы идут.
Темный лес
Здесь царит великий страх,
И они меня не ждали.
Я прославленный в боях
Побратим холодной стали.
Не священным серебром,
И не мощью заклинаний
Я отброшу вас назад
В пустоту глухих преданий.
Я пишу легенды сам
Острым краем стрел каленых.
Весь закованный в металл,
Жаром ада закаленный.
Пульсом гнева в полутьме,
Лязгом сердца из мифрила,
Рубит меч дорогу мне.
Волю сломит только сила.
Я шагаю по листве,
Тихий шелест за спиною.
Черный лес, страшный лес
Все окутывает тьмою.
Тайны силы на руках,
Шелестят деревьев кроны.
Слышу вой, а в облаках
Диск луны, как глаз дракона.
Лег туманом гнев богов,
И земля – сгусток праха.
В этой чаще нет волков –
Волки умерли от страха.
А болото крови ждет,
Жутких тварей чуя бодрость.
Но меня вперед ведет
Несгибаемая гордость.
Кто кого на этот раз
В преисподнюю отправит?
Беспристрастно смотрит глаз,
И надежда догорает.
Я сражаюсь против тьмы,
Я не знаю середины.
Слышишь, лес, сегодня ты
Станешь храмом паладина.
Я шагаю по листве,
Тихий шелест за спиною.
Черный лес, страшный лес
Все окутывает тьмою.
Тайны силы на руках,
Шелестят деревьев кроны.
Слышу вой, а в облаках
Диск луны, как глаз дракона.
Волчья дружина
О скалы волны бьются в кровь,
Белой пеной, рыдая, отходят.
Сыновей, мать, в поход готовь.
Над фиордами солнце всходит.
Знамя волка взметнется ввысь
Над сомкнутым строем дружины.
Ты со старым отцом простись -
Не судьба всем вернуться живыми.
Наш драккар, словно Ермунгард, вновь
Взрежет грудью тяжелые волны.
Жизнь за жизнь, смерть за смерть, кровь за кровь
Поклялись мы и клятву исполним.
Их корабль пришел сюда –
Не для мира, для сражений.
Пусть же Цезарь увидит тогда
Жалкий миг своего пораженья.
Римских панцирей блещет лед,
Хищных копий сверкают жала.
Но с пути нас ничто не свернет.
Так вперед же, Один, Вальгалла!
И сойдется с волною волна,
И мечи, точно молнии с неба.
Пейте, римляне, пейте до дна
Ярость викингов, чашу их гнева!
Знамя черное реет вновь
Над щитами волчьей дружины.
Пусть глаза застилает кровь –
Верю я, – мы останемся живы.
Мальчик и скрипка
Милый мальчик, ты так весел, так светла твоя улыбка,
Не проси об этом счастье, отравляющем миры.
Ты не знаешь, ты не знаешь, что такое эта скрипка,
Что такое темный ужас начинателя игры.
Тот, кто взял ее однажды в повелительные руки,
У того исчез навеки безмятежный свет очей.
Духи ада любят слушать эти царственные звуки,
Бродят бешеные волки по дорогам скрипачей.
Нужно вечно петь и плакать этим струнам, звонким струнам
Вечно должен биться, виться обезумевший смычок.
И под солнцем, и под вьюгой, под белеющим буруном,
И когда пылает запад, и когда горит восток.
Ты устанешь и умолкнешь, и на миг прервется пенье.
И уж ты не сможешь крикнуть, шевельнутся и вздохнуть.
Тотчас бешеные волки в кровожадном исступленье
В горло вцепятся зубами, встанут лапами на грудь.
Ты поймешь тогда, как злобно насмеялось все, что пело.
В очи глянет запоздалый и властительный испуг
И безумный, смертный холод обовьет, как тканью, тело,
И невеста зарыдает, и задумается друг.
Дальше, мальчик, здесь не встретишь ни веселья, ни сокровищ.
Но я вижу, ты смеешься, эти взоры – два луча.
На, владей волшебной скрипкой, загляни в глаза чудовищ,
И погибни славной смертью, страшной смертью скрипача.
Напиши мне песню
Я песнями твоими очарован,
Давно уже не слышал светлой музыки такой.
Мелодии твои смелы и новы,
Словами же ты следуешь традиции седой.
Ты слагаешь песни так легко, как дышишь,
И печать таланта на стихах видна.
Но возьми монетку, попытайся, слышишь,
Напиши мне песню без слова «война».
Я шел по дальним странам незнакомым,
Сражался там, где мог, а где не мог, там выживал.
Носил я и доспехи и оковы,
Был и богат, и беден, и многих женщин знал.
Ты слагаешь песни так легко, как дышишь.
Я такого пенья не услышу вновь.
Но возьми запястье, попытайся, слышишь,
Напиши мне песню без слова «любовь».
Я часто видел кровь, чуть реже слезы.
Я собственной рукой друзей в могилы зарывал.
Я шел под жарким солнцем и в морозы,
Немало потерял и слишком много забывал.
Ты слагаешь песни так легко, как дышишь,
И земную с песней покидаешь твердь.
Но возьми что хочешь, попытайся, слышишь,
Напиши мне песню без слова «смерть».
Рассуждения (Отважное сердце)
Ветрами изрезано, годами отравлено,
Пожарами судеб и кровью спаленное,
Отважное сердце, тобой окрыленное,
Твоими слезами разбавлено.
Отважное сердце, тобой окрыленное,
Твоими слезами разбавлено.
Лишь голос подков зазвенит над равниною,
И в серых глазах отражение рыцаря.
А мили ложатся то камнем, то глиною
И небо по-зимнему выцвело.
А мили ложатся то камнем, то глиною
И небо по-зимнему выцвело.
Мой меч не из тех, что ржавеют от почестей.
Он делит весь мир на своих и предателей.
Но сердце стучит, как вода из источника
Во славу творцов и Создателя.
Но сердце стучит, как вода из источника
Во славу творцов и Создателя.
И кажется мне, что она где-то около
Все видит и слышит и знает заранее.
Моя беззащитная и одинокая
Земное мое заклинание.
Моя беззащитная и одинокая
Земное мое заклинание.
Вином или ядом, свинцом или золотом
Пускай короли награждают мятежников.
А я, умирая под солнечным холодом,
С тобою останусь по-прежнему.
А я, умирая под солнечным холодом,
С тобою останусь по-прежнему.
Ужасы сражений
Сквозь проблески видений, по крошеву камней
Воительнице время идти к горе теней.
Где сумрачные склоны ласкает гулкий вой,
От линий обороны остался прах земной.
Но на руинах башен, бесшумная как ночь,
Стервятников туманом она прогонит прочь.
Взошла на небе красная, зловещая звезда,
Впиваясь светом яростным в былые города.
Звезда трагедий прошлого, огонь великих бед,
Но знает дева – можно сказать ей гордо «нет».
Что ищет призрак женщины на склонах роковых?
Ее уже столетие как нет среди живых.
Прекрасен стан и локонов осенняя листва,
Но жизнь осталась в прошлом, сгоревшая дотла.
Она подходит бережно к проломленной стене.
И ужасы сражения мелькают, как во сне.
Рубеж последней ярости, где каждый шаг с лихвой
Оплачен был безжалостно штурмующей ордой.
Свет гордого безумия защитников земли,
Что били без раздумий, покуда бить могли.
Здесь в месиве разрубленных шлемов, кольчуг и лат
Ты видишь прах обугленный не сломленных солдат.
И не было надежды для тех, кто в этот раз
Ловил пробитой грудью забвение и грязь.
Теряющих опору, мечтающих успеть.
Их пламенные жизни рвала когтями смерть.
Смотри, как время замерло над сломанным мечом.
Здесь каждый был преступником, судьей и палачом.
Зазубренным железом ведет дорога в ад.
Пылаем только с верой в то, что нет пути назад.
Стоит он, несгибаемый, как в тот далекий час
Средь сотен ненавидящих и изумленных глаз.
Последний из защитников, что сдерживал напор,
Сжимая сталью пальцев изрубленный топор.
И призрак вышел медленно из плена темноты
Навек забрало скрыло лица его черты.
Смешались и застыли в груди металл и кровь,
Но души не забыли последнюю любовь.
И вот сплелись их руки – две тени в темноте.
Осколками разлуки, кругами на воде
Великое заклятье вернет им прежний лик.
Она клялась найти его тогда, в последний миг.
Любовь и обреченность соединили их
На склонах обагренных, на склонах роковых.
Закончен бег
Слезы падали на щит и дождем смешались.
Ты молчишь, и он молчит, только вы остались.
И не будет никого впредь на поле бранном.
Посмотри в глаза его, посмотри на раны.
И не важно, кем он был, кто не важно все же.
Он любил ее, любил, как и ты, быть может.
Так скребущею тоской подошла расплата -
Умер суженый ее, и не стало брата.
По щеке бежит вода, та, что латы ржавит.
Капель дикая орда, вылечив, отравит.
Я хотел бы сам лежать здесь, в дорожной жиже.
Поменяться с ним, но стать ей на каплю ближе.
Только все, закончен бег, нет врага, как прежде.
По броне бежит вода и вода в одежде.
Так оплакивают нас небеса и тучи,
И надгробие - каркас серой горной кручи.
Слезы падали на щит и дождем смешались.
Ты молчишь, и он молчит, только вы остались.
И не будет никого впредь на поле бранном.
Посмотри в глаза его, посмотри на раны.
Зеленые плащи
Где-то радость и веселье, где-то там покой и свет.
Никаких орчачьих задниц и в помине рядом нет.
Если так, то дело знают те, кто почестей не ждут,
И кого простые люди следопытами зовут.
Опять уходят в ночь зеленые плащи,
И снова орки свой патруль найдут в канаве.
И ни следа вокруг, но каждый опытный урук
Поймет, что нужно лыжи смазывать к заставе.
Орки смотрят зло и косо на начальников своих,
Потому что люди снова завалили пятерых.
И не ходят за ограду, кроме как в составе групп.
И не жрут свою бодягу, знают, пьяный – сразу труп.
Опять уходят в ночь зеленые плащи,
И снова орки свой патруль найдут в канаве.
И ни следа вокруг, но каждый опытный урук
Поймет, что нужно лыжи смазывать к заставе.
За наличие Мельницы в моем плей-листе спасибо надо сказать лорду Обихану и братцу Бранди, Сильфов я где-то откопала сама, так же, как и Рыжего канцлера, за Тол-Мириам отдельное спасибо все тому же Ферроту, потому что хоть у меня часть песен была - пока он меня носом в них не потыкал, я бы и особо внимания не обратила. Фарамира я стащила у Сашки, причем вышло довольно забавно - Сашка гонял его под свое плохое настроение в те времена часто и практически без перерыва, я в песни не вслушивалась и меня это непрерывное звучание раздражало дико. Потом в один прекрасный день, когда Сашки дома не было, я от нечего делать решила их послушать, вслушалась... Теперь я их гоняю без перерыва чаще, чем Сашка, что несказанно его бесит (потому что его настроение слушать Фарамира никогда не совпадает с моим)
В общем, это действительно - всему свое время 

Мельница
Мельница/Хелависа
Приворотное зелье
Растворялась я в нежности
В ласке губ трепетала
В поле снежной безбрежности
Иступленно рыдала
Мне ль судьбе покориться
Мне ль зачахнуть в тоске
Приворотное зелье
Я варю в котелке
И упала я в ноги
Властелину ненастья
Чтобы взял мою душу
Дал короткое счастье
Разделенную нежность
Жар объятий твоих
Тот единственный трепет
Что один на двоих
Единенье желаний
Пониманье без слов
Ток взаимных касаний
Вдохновенье даров
Колдовских прорицаний
Прорастает трава
От безумных терзаний
Зашумит голова
Приворотное зелье
Закипает в котле
Мне за это не страшно
Кончить жизнь на костре
Пусть в неистовом пламени
Сгину стану золой
Но не быть мне желанной
Даже этой ценой
Заклинанья бессильны
Жалок ведьмин дурман
Приворотное зелье
Выливаю к чертям
Приворотное зелье
Выливаю к чертям.
Невероятная история (Донна)
Дребезжит гитара сонно.
Где-то булькает мадера.
Ночь, луна... В окошке донна,
Под окошком кабалеро.
Ну-с, итак в испанском стиле
Начинаю ритурнель я!
Место действия - Севилья.
Время действия - в апреле.
Скоро будет две недели,
Как жене своей на горе
Дон-супруг на каравелле
Где-то путается в море.
Услыхав о том, открыто
Дон-сосед, от страсти ярой
Вмиг лишившись аппетита,
Под окно пришел с гитарой.
Все,что знал, пропел он донне,
И, уставши напоследок,
Он запел в минорном тоне
Приблизительно вот эдак:
- Донна, донна, в вашей власти
Сердце вашего соседа.
Ах, от страсти я на части
Разрываюсь, как торпеда!
- Нет, не ждите поцелуя,-
Отвечает донна тонно.-
Нет, нет, нет, не изменю я
Своему супругу дону! -
И добавила, вздыхая,
Не без некоторой дрожи:
- К вам не выйду никогда я.
На других я не похожа!
Вы не верите?... Я тоже!
Сэр Джон Бэксворд
Сэр Джон Бэксворд собирал в поход
Тысячу уэльских стрелков.
Сэр Джон Бэксворд был толстым, как кот,
А конь его был без подков.
Сэр Джон Бэксворд пил шотландский эль
И к вечеру сильно устал.
Он упал под ель, как-будто в постель,
И там до Пасхи проспал.
Айлэ, айлэ, как-будто в постель,
И там до Пасхи проспал.
Так налей, налей еще по одной,
С утра я вечно больной...
Король Эдуард четырнадцать дней
Ждет Бэксворда отряд.
Десять тысяч копий и столько ж коней
Не пьют, не едят и не спят.
Король Эдуард восьмого гонца
Вешает на суку,
Но Бэксворда нет, и вид мертвеца
Нагоняет на войско тоску.
Айлэ, айлэ, и вид мертвеца
Нагоняет на войско тоску.
Король Эдуард утвердил приговор
И вышел, гневен с лица.
"Сэр Джон Бэксворд - изменник и вор,
И плаха ждет подлеца!"
А Бэксворд под елью спит на траве,
И шлем у его плеча.
И не ведает, что по его голове
Плачет топор палача.
Айлэ, айлэ, по его голове
Плачет топор палача.
Лорд-канцлер Кромвель с войском спешит
К месту, где спит Бэксворд.
Королевский приказ к уздечке пришит
У каждой из конских морд.
Войско идет, кончается год,
В Лондоне войска все нет.
А французский флот переплыл Ла-Манш
И занял цветущий Кент.
Айлэ, айлэ, переплыл Ла-Манш
И занял цветущий Кент.
Сэр Джон Бэксворд сидит в кандалах,
Спиной опершись на ель.
А войско гуляет в валлийских лугах
И пьет бэксвордовский эль.
Лорд-канцлер Кромвель в Лондон спешит
С мешком у луки седла.
А круглый предмет, что в мешке зашит, -
голова Бэксворда, ха-ха!
Айлэ, айлэ, что в мешке зашит, -
голова Бэксворда, ха-ха!
Король Эдуард в Париж привезен,
В железный ошейник одет.
А все потому, что в войске его
Джона Бэксворда нет.
А все потому, что забыл король
Присказки древней слова:
"Покуда пьет английский народ - Англия будет жива!"
И покуда пьет французский народ - Франция будет жива!
И покуда пьет испанский народ - Испания будет жива!
И покуда пьет российский народ - планета будет жива!
Так налей, налей еще по одной,
С утра я вечно больной.
И еще, и еще, и еще по одной,
Пусть буду я вечно больной...
и вечно хмельной!
Мора
Летят кони Стрибога - ветер в гриву,
Перуна подкова - пропасть под молнией,
Кони Даждьбога дождем резвятся,
И конь коней - корона на небе.
Жаркой волной - в глаза жрице,
Железом каленым - жрице к запястьям,
Звездами за пояс золотыми,
Звоном зовущим - мое имя.
Стрибога сестра, Перуна пряха,
Даждьбога дочь и моя Мора,
Приди, спряди мою нить Мора,
Приди, путь я открыл, Мора.
Лучом, как мечом, открылись ворота,
Меня сковало кольцо полета.
Прощай, Перун, помяни лихо,
Прости, Стрибог, такова доля,
Пройдет, пройдет, Даждьбог, пролетит мукой;
Жесток мой бог - конь коней, конь Солнце.
Пройдет, пройдет, Даждьбог, пролетит мукой;
Жесток мой бог - конь коней,
конь Солнце.
Девки, бабы -
На Купальню!
Ладу-ладу,
На Купальню!
Девки, бабы -
На Купальню!
Ладу-ладу,
На Купальню!
Девки, бабы -
На Купальню!
Ладу-ладу,
На Купальню!
Девки, бабы -
На Купальню!
Ладу-ладу,
На Купальню!
Ой, кто не выйдет,
На Купальню,
Ладу-ладу,
На Купальню!
Ой, тот будет
Пень-колода,
Ладу-ладу,
Пень-колода!
А кто пойдет
На Купальню,
Ладу-ладу,
На Купальню!
А тот будет
Бел береза!
Ладу-ладу,
Бел береза!
Девки, бабы -
На Купальню!
Ладу-ладу,
На Купальню!
Девки, бабы -
На Купальню!
Ладу-ладу,
На Купальню!
Девки, бабы -
На Купальню!
Ладу-ладу,
На Купальню!
Девки, бабы -
На Купальню!
Ладу-ладу,
На Купальню!
Горец
Мой горец - парень удалой,
Широкоплеч, высок, силен;
Но не вернется он домой,
Он на изгнанье осужден.
Как мне его вернуть,
О, как его вернуть?
Я все бы горы отдала,
Чтоб горца вновь домой вернуть.
Соседи мирно спять в домах,
А я брожу в тиши ночной;
Сажусь и плачу я впотьмах
О том, что нет его со мной.
Как мне его вернуть,
О, как его вернуть?
Я все бы горы отдала,
Чтоб горца вновь домой вернуть.
Ах, знаю, знаю я, кого
Повесить надо на сосне,
Чтоб горца, друга моего,
Вернуть лесам, горам и мне.
Как мне его вернуть,
О, как его вернуть?
Я все бы горы отдала,
Чтоб горца вновь домой вернуть.
Лорд Грегори
Полночный час угрюм и тих,
Лишь гром гремит порой.
Я у дверей стою твоих -
Лорд Грегори, открой.
Я не могу вернуться вновь
Домой, к семье своей,
И если спит в тебе любовь,
Меня хоть пожалей.
Припомни лес на склоне гор,
Где волю я дала
Любви, с которой долгий спор
В душе своей вела.
Ты небом клялся мне не раз,
Что будешь ты моим,
Что договор, связавший нас,
Навеки нерушим.
Но тот не помнит прежних дней,
Чье сердце из кремня;
Так пусть же у твоих дверей
Гроза убьет меня.
О небо, смерть мне подари!
Я вечным сном усну
У двери лорда Грегори,
Простив его вину.
Оборотень
Что ни вечер, то мне, молодцу,
Ненавистен княжий терем,
И кручина, злее половца,
Грязный пол шагами мерит.
Завихрился над осиною
Жгучий дым истлевшим стягом;
Я тоску свою звериную
Заливаю пенной брагой.
Из-под стрехи в окна крысится
Недозрелая луна;
Все-то чудится мне, слышится:
Выпей, милый, пей до дна!..
Выпей - может, выйдет толк,
Обретешь свое добро,
Был волчонок - станет волк,
Ветер, кровь и серебро.
Так уж вышло - не крестись -
Когти золотом ковать,
Был котенок - станет рысь,
Мягко стелет, жестко спать!
Не ходи ко мне, желанная,
Не стремись развлечь беду -
Я обманут ночью пьяною,
До рассвета не дойду;
Ох, встану, выйду, хлопну дверью я -
Тишина вокруг села -
Опадают звезды перьями
На следы когтистых лап.
Пряный запах темноты,
Леса горькая купель,
Медвежонок звался ты,
Вырос - вышел лютый зверь.
Выпей - может, выйдет толк,
Обретешь свое доро,
Был волчонок, станет волк,
Ветер, кровь и серебро...
Рапунцель
Вертись вертись мое колесо
Тянись тянись шерстяная нить
Отдавай мой гость мне мое кольцо
А не хочешь если совсем возьми
Отдавай мой гость мне мое кольцо
А не хочешь если совсем возьми
Я себя сегодня не узнаю
То ли сон дурной то ли свет не бел
Отдавай мне душу мой гость мою
А не хочешь если бери себе
Отдавай мне душу мой гость мою
А не хочешь если бери себе
Звон стоит в ушах и трудней дышать
И прядется не шерсть только мягкий шелк
И зачем мне право моя душа
Если ей у тебя мой гость хорошо
И зачем мне право моя душа
Если ей у тебя мой гость хорошо
Дорога Сна
Налей еще вина, мой венценосный брат,
Смотри - восходит полная луна;
В бокале плещет влага хмельного серебра,
Один глоток - и нам пора
Умчаться в вихре по Дороге Сна...
По Дороге Сна - пришпорь коня; здесь трава сверкнула сталью,
Кровью - алый цвет на конце клинка.
Это для тебя и для меня - два клинка для тех, что стали
Призраками ветра на века.
Так выпьем же еще - есть время до утра,
А впереди дорога так длинна;
Ты мой бессмертный брат, а я тебе сестра,
И ветер свеж, и ночь темна,
И нами выбран путь - Дорога Сна...
По Дороге Сна - тихий звон подков, лег плащом туман на плечи,
Стал короной иней на челе.
Острием дождя, тенью облаков - стали мы с тобою легче,
Чем перо у сокола в крыле.
Так выпьем же еще, мой молодой король,
Лихая доля нам отведена;
Не счастье, не любовь, не жалость и не боль -
Одна луна, метель одна,
И вьется впереди Дорога Сна...
По Дороге Сна - мимо мира людей; что нам до Адама и Евы,
Что нам до того, как живет земля?
Только никогда, мой брат-чародей, ты не найдешь себе королеву, -
А я не найду себе короля.
И чтоб забыть, что кровь моя здесь холоднее льда,
Прошу тебя - налей еще вина;
Смотри - на дне мерцает прощальная звезда;
Я осушу бокал до дна...
И с легким сердцем - по Дороге Сна...
Двери Тамерлана
По лазоревой степи
Ходит месяц молодой,
С белой гривой до копыт,
С позолоченной уздой.
Монистовый звон
Монгольских стремян -
Ветрами рожден
И ливнями прян.
Из кувшина через край
Льется в небо молоко;
Спи, мой милый, засыпай,
Завтра ехать далеко.
Рассвета искал -
Ушел невредим,
Меня целовал
Не ты ли один?
Как у двери Тамерла-
Новой выросла трава;
Я ли не твоя стрела,
Я ль тебе не тетива?
Ты - сердце огня,
Ты - песня знамен,
Покинешь меня,
Степями пленен.
Кибитками лун -
В дорожный туман,
Небесный табун,
Тяжелый колчан;
Чужая стрела,
Луна - пополам,
Полынь да зола -
Тебе, Тамерлан.
Тревожить ковыль - тебе -
В других берегах,
И золотом стыть - тебе -
В высокий курган.
А мне - вышивать
Оливковый лен,
Слезами ронять
Монистовый звон;
Обручью костра
Навеки верна -
Тебе не сестра,
Тебе не жена.
Господин горных дорог
Закат раскинулся крестом поверх долин вершины грез;
Ты травы завязал узлом и вплел в них прядь моих волос.
Ты слал в чужие сны то сумасшедшее видение страны,
Где дни светлы от света звезд.
Господином Горных Дорог назову тебя;
Кто сказал, что холоден снег?
Перевал пройду и порог, перепутие,
Перекрестье каменных рек.
Я ухожу вослед не знавшим, что значит слово "страх".
О, не с тобой ли все пропавшие, погибшие в горах,
Что обрели покой там, где пляшут ветры под твоей рукой
на грани ясного утра?
Господином Горных Дорог назову тебя, облака
Кружат стаей перед грозой.
Наша кровь уходит в песок, позабудь ее, и она
Прорастет тугою лозой.
Я хотела остаться с тобой,
Я уже успела посметь.
Пахнет снегом, прозрачная боль -
То ли даль, то ли высь, то ли смерть...
Пусть укроет цепи следов моих иней,
Чтоб никто найти их не мог.
Кто теперь прочтет подо льдом твое имя,
Господина Горных Дорог?..
Королевна
Я пел о богах, и пел о героях, о звоне клинков, и кровавых битвах;
Покуда сокол мой был со мною, мне клекот его заменял молитвы.
Но вот уже год, как он улетел - его унесла колдовская метель,
Милого друга похитила вьюга, пришедшая из далеких земель.
И сам не свой я с этих пор, и плачут, плачут в небе чайки;
В тумане различит мой взор лишь очи цвета горечавки;
Ах, видеть бы мне глазами сокола, и в воздух бы мне на крыльях сокола,
В той чужой соколиной стране, да не во сне, а где-то около:
Стань моей душою, птица, дай на время ветер в крылья,
Каждую ночь полет мне снится - холодные фьорды, миля за милей;
Шелком - твои рукава, королевна, белым вереском - вышиты горы,
Знаю, что там никогда я не был, а если и был, то себе на горе;
Если б вспомнить, что случилось не с тобой и не со мною,
Я мечусь, как палый лист, и нет моей душе покоя;
Ты платишь за песню полной луною, как иные платят звонкой монетой;
В дальней стране, укрытой зимою, ты краше весны и пьянее лета:
Просыпайся, королевна, надевай-ка оперенье,
Полетим с тобой в ненастье - тонок лед твоих запястий;
Шелком - твои рукава, королевна, златом-серебром - вышиты перья;
Я смеюсь и взмываю в небо, я и сам в себя не верю:
Подойди ко мне поближе, дай коснуться оперенья,
Каждую ночь я горы вижу, каждое утро теряю зренье;
Шелком - твои рукава, королевна, ясным месяцем - вышито небо,
Унеси и меня, ветер северный, в те края, где боль и небыль;
Как больно знать, что все случилось не с тобой и не со мною,
Время не остановилось, чтоб в окно взглянуть резное;
О тебе, моя радость, я мечтал ночами, но ты печали плащом одета,
Я, конечно, еще спою на прощанье, но покину твой дом - с лучом рассвета.
Где-то бродят твои сны, королевна;
Далеко ли до весны в травах древних...
Только повторять осталось - пара слов, какая малость -
Просыпайся, королевна, надевай-ка оперенье...
Мне ль не знать, что все случилось не с тобой и не со мною,
Сердце ранит твоя милость, как стрела над тетивою;
Ты платишь - за песню луною, как иные платят монетой,
Я отдал бы все, чтобы быть с тобою, но, может, тебя и на свете нету...
Ты платишь - за песню луною, как иные - монетой,
Я отдал бы все, чтобы быть с тобою, но, может, тебя и на свете нету...
Сильфы
Сильфы
Круги на воде
Океанами расстояния отмеряя себе.
Поцелуями или ранами отмечая в судьбе.
И каждую ночь, выверяя движения в сонном дыхании луны,
И невозможно противиться притяжению её седины.
Безнадёжными, безответными ожиданьями сна.
Безымянною, неприветливою бывает луна.
И позади твоих глаз затеряются в томном молчании сны,
И беззастенчиво сон растворяется в теплых объятьях зимы.
И детей своих, избегающих наказания сна.
Этой полночью властью данною обвенчала луна.
И линии жизни, и линии судеб теперь не проходят нигде,
И были кольцами обручальными круги на воде.
Баллада о герое
Разбилось солнце на куски
О ледяной покров небес.
Упали звёзды на пески,
И звук твоих шагов исчез.
Того, кто верен был себе,
Кто покорил вершины скал.
В луны прозрачном серебре
Ты свою тайну разгадал...
Судьбы своей храня молитвы,
Ты земли диких покорял,
И Один сам на поле битвы
Плечом к плечу с тобой стоял.
Литые кубки наши братья
Поднимут в честь твою, мой герой,
И скал безмолвные объятья
Отступят под твоею рукой.
В хрустальном пламени рассвета
Исчезнет боль твоих потерь.
На преломленьи тьмы и света
Свободным возродится зверь!
Отвергнув страх, развея грёзы,
Вернёшься ты к своей судьбе,
И только след упавших звёзд
Оставит имя на песке.
Луны холодной серебро
Осколки солнца охладит.
Твоей свободы торжество
Лишь скал твердыня сохранит.
И только след упавших звёзд
Оставит имя на песке...
Тол-Мириам
Тол-Мириам
Привычка опаздывать
У меня есть привычка опаздывать
хотя бы на полчаса.
У меня есть привычка опаздывать,
чтобы убедиться,
что меня ждут, и никуда не уйдут,
И никуда не денутся.
Меня за это очень больно били
И делали замечания,
про неуважение мне говорили,
и про нет оправдания.
Но все равно меня ждут и никуда не уйдут,
и никуда они не денутся.
Я знаю, что можно напороться
и что нельзя злоупотреблять,
но я не стану с привычкой бороться,
потому что мне нужно знать,
что меня ждут, и никуда не уйдут,
и никуда не денутся.
Однажды был особо острый случай:
я пришла через два часа.
Я от страха совсем измучилась,
но пришлось убедиться,
что они сидят, матерясь и кляня,
и все-таки ждут меня.
Приобретайте привычку опаздывать
Хотя бы на два часа!
Очень полезную привычку опаздывать,
чтобы убедиться
что они ждут, и никуда не уйдут,
и во прах не рассыплются.
И тогда у вас появляется шанс
поверить в то, что они любят вас.
Девушка не по зубам
Я не люблю отказывать
Настырным женихам,
Когда начнешь ухаживать,
Ты все поймешь и сам.
Гостинцы носишь ты ко мне —
Мешком тебе носить!
Моей прожорливой родне
Попробуй угодить!
А если хочешь доказать
Что помогать готов,
Попробуй кашу запихать
В племянников и псов.
А если хочешь проявить
Весь пыл своей любви,
Корову злобную мою
Попробуй, подои!
А если удаль по нутру
И надоело жить,
Моих кузенов поутру
Попробуй разбудить.
А если думаешь со мной
И отдых разделять,
От Куннемары к Дублину
Попробуй проплясать.
И коль торопишься, жених,
Со свадьбой поскорей,
Рискни поклонников моих
Отвадить от дверей!
Нет, я не прогоню тебя,
Но ты поймешь и сам:
Такая девушка, как я,
Тебе не по зубам!
Названному брату
Великое дело — поклясться словами,
лобзаться устами,
меняться крестами.
Возможно ль рассветом владеть иль закатом,
возможно ли ветер считать своим братом?
Но знали бы вы, что творится со мной!
На шею огня амулет не нацепишь,
с рекой на крови договора не скрепишь,
не в воздухе ищут плечо и опору,
с землей бесполезно вести разговоры.
Но знали бы вы, что творится со мной,
что творится со мной...
Я знаю, что счастье мое неглубоко,
что я одиночка, и что одинока.
И знаки вниманья по пальцам считаю,
и что бы там ни было — все понимаю,
но если б ты знал, что творится со мной,
что творится со мной...
Великое ль дело: швыряться словами,
лизаться устами,
махнуться крестами!
Возможно ли брата содеять братаньем?
Возможно ль любовь сотворить пожеланьем?
Но знали бы вы, что творится со мной,
когда он меня называет сестрой!..
Подари мне пустую ладонь
У всех бывают проблемы с подарком, особенно второпях.
Бывает, обшариваешь карманы, не видя ответа в руках.
Но ежели ты оттого не звонишь и обходишь мой дом стороной,
Знай: я от тебя ничего не хочу. Мне нужна лишь пустая ладонь.
Мне не нужно твоих богатств, даже если они и есть.
Мне не нужно того, что в тебе, ведь в том, что в тебе, - не ты весь.
А у дьявола целых четыре души, и одна для воскресных дней.
Но ты подари мне пустую ладонь, подари мне лишь то, что в ней.
Наши звери готовятся к схватке, но скулят, поджимая хвосты.
Мне не нужно своих выпускать на твоих, потому что твои - не ты.
Все, что ни есть у тебя, ты можешь хранить, запирая дом.
А мне нужно лишь твое ничего, протяни же мне с ним ладонь.
Ты не любишь впускать попрошаек и нищих, от них лишь одна беда:
Ведь злишься, когда не подал им, и злишься, когда подал.
И после гостей всегда проверяешь, цел ли в камине огонь.
Но я не прошу твоего тепла, я прошу лишь твою ладонь.
Я знаю примерно, насколько ты нищ, и охрана тебе ни к чему:
Я у тебя ничего не похищу, меня не сведут в тюрьму.
Но если ты сам захочешь быть щедрым, страже назначь выходной...
Ты видишь: нет корысти во мне. Подай мне пустую ладонь
Такет Нантакет
Слепым человек живет,
Никто своей доли не знает
И там где один упадет,
На смену другой ему встанет.
За праздничным сидя столом,
Вкусив горячительной браги
Послушайте сагу о том,
Как найден был Такет Нантакет.
Отправился Алан Макген
К гадателям и ворожеям
Предчувствий томительный плен
Желая покинуть скорее.
Напрасно подметки он драл
Напрасно просил и ругался
Никто с него платы не брал
Никто за гаданье не брался.
И только старуха одна
Его к себе в дом пригласила
И в полночь, как вышла луна
Гаданье свое разложила
Пришел ты ко мне неспроста
Читаю я верные знаки
Судьбу твою держит в руках
Неведомый Такет Нантакет.
Быть может он сам и злодей,
Быть может он твой избавитель.
В горах, где не видно людей
Его вековая обитель.
Но помни, что слеп человек
Никто своей доли не знает
Бывает, что добрый совет
На гибель тебя обрекает
Бывает, твой искренний враг
Тебе поступает во благо
Все в мире не просто, итак
Запомни же - Такет Нанаткет.
Ему говорила жена
Не трогай ты спящей собаки
Кому твоя гибель нужна
И кто такой Такет Нантакет?
Я знаю его, он сказал
И нож взял, исполнен отваги
Клинком на груди начертал
Убийца мой - Такет Нантакет
Оставь, говорил ему тесть
Жена твоя сыном чревата
Тем лучше, ответил он, - есть
Кому за отца взять расплату.
Он вскинул за плечи мешок,
Обнял на прощанье домашних
И быстрой походкой пошел
Навстречу судьбе своей страшной.
Слепым человек живет,
Никто своей доли не знает
И то, что мне сил придает
Кого-то как камнем придавит.
Мед дикий в лесах воровал,
Как тать ночевал он в овраге
И с тайной надеждой шептал
Спаситель мой, Такет Нантакет
Он встал у подножия скал,
Хлебнул медовухи из фляги
И крикнул - я долго искал
Ну где же ты, Такет Нантакет?
На зов его горный обвал
Ответил раскатистым смехом
И вскоре он мертвый лежал
Раздавленный собственным эхом.
Сквозь кости его проросли
К весне незабудки и маки
А ветер терзает вдали
Девиз его Такет Нантакет
Слепым человек живет,
Никто своей доли не знает
И там где один упадет
На смену другой ему встанет
Все ветры поют в унисон
И так повествуется в саге
В ту ночь был ребенок рожден
И назван был Такет Нантакет
Слепым человек живет
Никто своей доли не знает
И тот, кто меня убьет
Кого-то от смерти избавит
Вся жизнь наша круговорот
О том повествуется в саге
На всякого, кто здесь живет
Найдется свой Такет Нантакет
Песни черни
Бедная сиротка, не рыдай, не бойся.
Мы тебя научим, мы тебя не бросим.
Мы народец ушлый, а закон что дышло
Ах, как мало нужно, чтобы что-то вышло.
Нет отца да матери, иди воровать
А страшно воровать - так полезай на паперть
Мы народец ушлый, а закон что дышло
Ах, как мало нужно, чтобы что-то вышло.
Есть такие девы, что торгуют телом.
Коли нету хлеба - все сгодится в дело
Мы народец ушлый, а закон что дышло
Ах, как мало нужно, чтобы что-то вышло.
Под господним небом все мы люди братья
А у брата взять-то - разве ж это грабить?
Мы народец ушлый, а закон что дышло
Ах, как мало нужно, чтобы что-то вышло.
Кто охоч до меди - тот наелся плети.
Берегись торговок и приличных леди.
Мы народец ушлый, а закон что дышло
Ах, как мало нужно, чтобы что-то вышло.
За четыре пенни били крошку Энни
А большому Билли руку отрубили.
Вот счастливчик Билли, да не жалей ты руку!
Побирайся, Билли, дорог твой обрубок.
Мы народец ушлый, а закон что дышло
Ах, как мало нужно, чтобы что-то вышло.
Ай да Билли умный, ай да Билли ловкий
Знать по Билли плачет добрая веревка
Мы народец ушлый, а закон что дышло
Ах, как мало нужно, чтобы что-то вышло.
Рыжий канцлер Ги
Рыжий канцлер Ги
Раймон VII
Он сегодня дома, он сегодня один,
Он немного болен, немного устал.
Сам себе трубадур, сам себе господин,
Он коньяк с кагором зачем-то смешал.
А за окном темно, смотрит в форточку ночь:
"И с какой это радости парень напился?.."
А ему, бедняге, уж ничем не помочь -
Он устал быть тем, кем сегодня родился.
Он забыл, как люди включают на кухне газ,
И чужую боль заглушил цитрамоном,
Он глядит на стены и видит родной Прованс,
Где когда-то он звался графом Раймоном.
Он вернулся на землю сквозь дни и года,
Семь столетий назад безвозвратно ушедший.
Вспоминает об этом Раймон иногда,
А друзья говорят про него - "сумасшедший..."
И снова битва идет для него каждый день,
Только ныне масштаб поражений неравен:
От былого осталась лишь зыбкая тень -
Там Тулуза сдана, здесь завален экзамен.
И Раймон Седьмой допивает остывший чай,
И снимает морфином незримые узы,
И идет поутру он молитвы свои читать
В католический храм альбигойской Тулузы.
Возвращаясь назад, он неспешно идет,
Игнорируя огненный глаз светофора,
Ибо знает, что знамя его упадет,
И растопчут его крестоносцы Монфора.
И отбывает он вновь летний свой карантен,
Заблудившись в сети бесконечных тропинок;
Ищет отдыха в россыпях телеантенн,
Веря в грустную ложь разноцветных картинок.
И Раймон Седьмой печально глядит в экран,
Матерится на поздний звонок телефона
И болят на погоду призраки старых ран,
Что получены им под стеной Каркассона.
И Раймон Седьмой печально глядит в экран,
Заполняя времени стертые лузы,
И болят на погоду призраки старых ран,
Что получены им на полях под Тулузой.
Фарамир
Фарамир
Безумный певец
Мой замок стоит на утесе крутом
В далеких, туманных горах,
Его я воздвигнул во мраке ночном,
С проклятьем на бледных устах.
В том замке высоком никто не живет,
Лишь я его гордый король,
Да ночью спускается с диких высот
Жестокий, насмешливый тролль.
На дальнем утесе, труслив и смешон,
Он держит коварную речь,
Но чует, что меч для него припасен,
Не знающий жалости меч.
Однажды сидел я в порфире златой,
Горел мой алмазный венец -
И в дверь постучался певец молодой,
Бездомный, бродячий певец.
Для всех, кто отвагой и силой богат,
Отворены двери дворца;
В пурпуровой зале я слушать был рад
Безумные речи певца.
С красивою арфой он стал недвижим,
Он звякнул дрожащей струной,
И дико промчалась по залам моим
Гармония песни больной.
"Я шел один в ночи беззвездной
В горах с уступа на уступ
И увидал над мрачной бездной,
Как мрамор белый, женский труп.
"Влачились змеи по уступам,
Угрюмый рос чертополох,
И над красивым женским трупом
Бродил безумный скоморох.
"И смерти дивный сон тревожа,
Он бубен потрясал в руке,
Над миром девственного ложа
Плясал в дурацком колпаке.
"Едва звенели колокольца,
Не отдаваяся в горах,
Дешевые сверкали кольца
На узких, сморщенных руках.
"Он хохотал, смешной, беззубый,
Скача по сумрачным холмам,
И прижимал больные губы
К холодным, девичьим губам.
"И я ушел, унес вопросы,
Смущая ими божество,
Но выше этого утеса
Не видел в мире ничего".
Я долее слушать безумца не мог,
Я поднял сверкающий меч,
Певцу подарил я кровавый цветок
В награду за дерзкую речь.
Цветок зазиял на высокой груди,
Красиво горящий багрец...
"Безумный певец, ты мне страшен, уйди".
Но мертвенно бледен певец.
Порвалися струны, протяжно звеня,
Как арфу его я разбил
За то, что он плакать заставил меня,
Властителя гордых могил.
Как прежде в туманах не видно луча,
Как прежде скитается тролль,
Он бедный не знает, бояся меча,
Что властный рыдает король.
Попрежнему тих одинокий дворец,
В нем трое, в нем трое всего:
Печальный король и убитый певец
И дикая песня его.
Гарнизон
Ночь погасила на небе звезды,
Ночь покрывалом укутала землю.
Птицы умолкли, попрятались в гнезда.
Ветер в деревьях застыл, не решаясь
Двинуться с места в предчувствии страха,
Листья в ветвях задрожали, качаясь.
Недвижимы на стенах бойцы,
Как стояли их прадеды и их отцы.
Гарнизон.
Гарнизон.
Черной лавиной со склонов и сопок,
Лязгом металла и звоном кольчужным,
Рокотом сотен оскаленных глоток,
Скрипом огромных осадных орудий,
Гибельным блеском кривых ятаганов,
Тьма объявила, что время иссякло.
Но полны колчаны стрелков,
И в ладонях клинки и к бою готов
Гарнизон.
Гарнизон.
И завоют протяжно сигнальные трубы,
И команда «держись» через сжатые зубы,
И атаки волна за волной, как вода о гранит.
Но сквозь грохот и крики, сквозь пламя и дым,
В небо вырвется знамя и спет будет гимн,
И в бессилии яростном орды отхлынут от плит.
Им не пройти,
Ведь у них на пути
Гарнизон.
Гарнизон.
Мир - лишь луч
Соловьи на кипарисах и над озером луна,
Камень черный, камень белый, много выпил я вина.
Мне сейчас бутылка пела громче сердца моего:
Мир лишь луч от лика друга, все иное тень его!
Виночерпия взлюбил я не сегодня, не вчера,
Не вчера и не сегодня пьяный с самого утра.
И хожу и похваляюсь, что узнал я торжество:
Мир лишь луч от лика друга, все иное тень его!
Я бродяга и трущобник, непутевый человек,
Все, чему я научился, все забыл теперь навек,
Ради розовой усмешки и напева одного:
Мир лишь луч от лика друга, все иное тень его!
Вот иду я по могилам, где лежат мои друзья,
О любви спросить у мертвых неужели мне нельзя?
И кричит из ямы череп тайну гроба своего:
Мир лишь луч от лика друга, все иное тень его!
Под луною всколыхнулись в дымном озере струи,
На высоких кипарисах замолчали соловьи,
Лишь один запел так громко, тот, не певший ничего:
Мир лишь луч от лика друга, все иное тень его!
Странник
Мы дети, усталые дети дорог.
Мы те, про кого вы не будете петь.
Чья ноша легка, только путь одинок -
Длиннее, чем жизнь, короче, чем смерть.
Мы тихие песни зеленых холмов,
Мы сны на краю уходящего лета,
Хранители пепла погасших костров,
Проклявшие тьму, не нашедшие света.
Мы болью в зубах, как вода родника,
Мы дрока побеги и вереска соки.
Наполнены светом луны, как река.
Одни – не одни, а в толпе одиноки.
Мы капли дождя на холодном ветру,
Мы взгляд в небеса на далекие звезды,
Туман, что лежит на полях по утру,
Светлее, чем радость, печальней, чем слезы.
Мы дети, усталые дети дорог.
Мы те, про кого вы не будете петь.
Так рано узнавшие цену и срок -
Дешевле, чем жизнь, дороже, чем смерть.
Стремление к небу
А за окном опять идет дождь,
А за окном снова рыдает небо.
А за окном снова рождается ночь,
И я вновь уношусь в те миры, где никто еще не был.
И так каждую ночь я пытаюсь понять,
Что же все-таки сделалось с нами.
Почему человек разучился летать,
Что ему не дано быть всегда заодно с небесами.
И так каждую ночь я взмываю под звезды,
Уношусь за пределы бесцветного мира.
И борюсь со стихией за право пить воздух,
Тот, которого наша Земля уже дать не могла.
Я один на один со сверкающим небом, с грохочущей высью.
Я один, как всегда, бросаюсь на битву с бушующим ветром.
И как всегда безуспешно пытаюсь угнаться за бешеной мыслью,
И как всегда, не успев, я срываюсь обратно в объятия сна.
Мои крылья сильны и стихия сильна.
И опять наши шансы равны как всегда.
Но я знаю, со мной не случится беда –
Я умею летать, я для неба как брат навсегда.
И опять мое счастье продлится лишь ночь.
И опять я под утро вернусь в мир людей.
И опять прятать крылья мне будет невмочь,
Но я знаю, стихия в меня влюблена, и я вновь буду с ней.
И так каждую ночь я взмываю под звезды,
Уношусь за пределы бесцветного мира.
И борюсь со стихией за право пить воздух,
Тот, которого наша Земля уже дать не могла.
Я один на один со сверкающим небом, с грохочущей высью.
Я один, как всегда, бросаюсь на битву с бушующим ветром.
И как всегда безуспешно пытаюсь угнаться за бешеной мыслью,
И как всегда, не успев, я срываюсь обратно в объятия сна.
Ночь в далеком аббатстве
За стенами старого аббатства -
Мне рассказывал его привратник, -
Что ни ночь творятся святотатства -
Приезжает неизвестный всадник.
В черной мантии, большой и неуклюжий,
Он идет двором, сжимая губы,
Медленно ступая через лужи,
Пачкает в грязи свои раструбы.
Отодвинув тяжкие засовы,
На пороге суетятся духи,
Жабы и полуночные совы,
Колдуны и дикие старухи.
И всю ночь звучит зловещий хохот
В коридорах гулких и во храме.
Танцы, песни и тяжелый грохот
Сапогов, окованных гвоздями.
Но наутро в диком шуме оргий
Слышны крики ужаса и злости -
То идет с мечом Святой Георгий,
Что иссечен из слоновой кости.
Видя гневно сдвинутые брови,
Демоны спасаются в испуге.
А наутро видны капли крови
На его серебряной кольчуге.
Амон-сул
Мне прадед оставил в наследство меч,
Кольчугу и шлем – мой дед.
Отец ничего не сумел сберечь –
Он пал, защищая Свет.
Мне мать соткала на прощание плащ,
Сестра подарила слезу.
И вот я в строю, мы несемся вскачь –
Нас снова призвал Амон-Сул.
Высоки твои башни и крепки твои стены,
Но не этим ты тверд, Амон-Сул.
Пусть немного нас тех, кто сейчас тебе верен,
Мы те, кто тебе присягнул.
От марша армии дрожит земля
И стрелы свистят у лица.
Со мною доблесть моих друзей
И честь моего отца.
И если в сражении суждено
Мне голову будет сложить,
Пусть новый воин поднимет клинок
За тех, кто останется жить.
Высоки твои башни и крепки твои стены,
Но не этим ты тверд, Амон-Сул.
Пусть немного нас тех, кто сейчас тебе верен,
Мы те, кто тебе присягнул.
Не ради смерти своих врагов,
Не ради славы своей.
Мы ляжем в подножии этих холмов
За будущее детей.
Пускай же враги окружают нас
Нам нет пути назад.
В легендах останется звездный час
Амон-Сул и тех гор ад.
Высоки твои башни и крепки твои стены,
Но не этим ты тверд, Амон-Сул.
Пусть немного нас тех, кто сейчас тебе верен,
Мы те, кто тебе присягнул.
Пять коней и кольцо
Пять коней подарил мне мой друг Люцифер
И одно золотое с рубином кольцо,
Чтоб я мог опускаться в глубины пещер
И увидел небес молодое лицо.
Кони фыркали, били копытом, маня
Пронестись на открытом пространстве земном,
И я верил, что солнце зажглось для меня,
Просияв, как рубин на кольце золотом.
Много темных ночей, много огненных дней,
Я скитался, не зная скитаньям конца.
Я смеялся порывам могучих коней,
И игре моего золотого кольца.
Там на высях сознанья безумье и снег.
Но коней я ударил свистящим бичом.
Я на выси сознанья направил их бег
И увидел там деву с печальным лицом.
В тихом голосе слышались звоны струны
В странном взоре смешался с ответом вопрос
И я отдал кольцо этой деве Луны
За неверный оттенок разбросанных кос.
И, смеясь на до мной, презирая меня,
Люцифер распахнул мне ворота во тьму
Люцифер подарил мне шестого коня
И отчаянье было названьем ему.
Армагеддон
На самом краю необжитого мира,
Где сходятся вечность и мрак,
Где солнце не светит, луна не всходила,
Жил старый отверженный маг.
Седой и горбатый, с невидящим взором,
В проклятии тысячу лет.
Он был осужден, он был изгнан с позором
И мести дал страшный обет.
Во мрачных покоях своей цитадели,
Средь сотен мистических книг,
Он медленно двигался к призрачной цели,
Озлобленный гневом старик.
Всю силу свою, свою мудрость и знанья,
Направить решил на одно.
Творя заклинанья морщинистой дланью,
Он стал опускаться на дно.
Презрев все традиции магии Света,
Набросив на время аркан,
Решил положить он в основу скелета
Безвестный доселе титан.
В припадке безумья, на грани маразма
Тропа вдохновенья плыла.
Титан обвивала бессмертная плазма
И плотью отныне была.
И ночь испугалась и тьма отступила
Но не было более дня.
Дана существу небывалая сила
И кровь из живого огня.
И разные массы собрав воедино,
Колдун огранил монолит.
Шарманщик покрыл своего Буратино
Слоями стальных бронеплит.
Алмазные когти, алмазные зубы,
Дыханье – горящий напалм.
Творец рассмеялся сквозь старые губы –
Он понял, кого создавал.
А Хаос он сделал душою созданья.
Вот так появился дракон.
И те, кто писал на Земле предсказанья,
Зовут его Армагеддон.
Бастион
Как-то раз в трактире дымном
Под литровых кружек звон,c
Ветеран-стрелок мне выдал
Старый миф про бастион.
Глаз единственный прищуря,
Словно высмотрел в прицел,
Он рассказывал легенду,
Но казалось, будто пел.
За далекими морями,
Средь хребтов и мрачных скал,
Шел над Мглистыми горами
Непроходный перевал.
Не драконы и не демон
Охранял ущелья сон.
Возвышал немые стены
Неприступный бастион.
Кто, когда его построил,
И зачем никто не знал,
Только путникам дорогу
Он навеки закрывал.
Сквозь глазницы черных бойниц,
Через мрак стальных окон
Днем и ночью наблюдает
Неусыпный гарнизон.
Вьюга снежная свистела,
Иль кружил осенний лист –
Все подходы под прицелом
У заряженных баллист.
Колья, ров, кругом ловушки,
Арбалета чтится культ.
А под стенами игрушки –
Батарея катапульт.
И, гласит легенда наша,
Будто, страхом окружен,
Никогда не знал осады
Неприступный бастион.
И ни рыцарь и ни варвар,
Маг иль кто-нибудь другой,
Даже в мыслях не решались
Горы перейти тропой.
Что звалась теперь Неторной.
И умножила молва
Нерушимость укреплений,
Неприступных, как скала.
Годы шли и ветры злые
Изменили лики гор.
Там, где были только камни,
Зашумел высокий бор.
И засыпали обвалы
Ту тропу на перевал,
Где когда-то по преданью
Странный бастион стоял.
Но его седые стены
И гранит могучих плит
Не упали, не осели.
Крепь стоит, как монолит.
Пусть пройдут века, эпохи,
Время в бездну улетит.
Силу древней цитадели
Бастион еще таит.
И когда под звездным небом
Стихнет колокольный звон,
Я во сне своем увижу
Неприступный бастион.
Жанна д'Арк
День назывался четвергом,
Рассвет был алым.
Змея вползала в тихий дом,
Змея вползала.
Будил набат грядущих вдов
Тревожной нотой.
Змея ползла среди холмов,
Змея пехоты.
Коварный лев тянулся вновь
К чужой короне,
И чуя будущую кровь,
Храпели кони.
И чуя будущую кровь
Храпели кони.
Свистела первая стрела
Холодной былью.
На стебли лилий тень легла,
На стебли лилий.
Друг другу мстя за прошлый гнев,
За все разбои,
Готовы лилия и лев,
Готовы к бою.
Друг другу мстя за прошлый гнев,
За все разбои,
Готовы лилия и лев,
Готовы к бою.
Готовы лилия и лев,
Готовы к бою.
Змея из стали и щитов
Змею узнала.
Пылала ненависть в душе,
Страна пылала.
Скрестились копья и клинки
Под сенью тверди.
Слетались вороны на пир,
На праздник смерти.
Скрестились копья и клинки
Под сенью тверди.
Слетались вороны на пир,
На праздник смерти.
Слетались вороны на пир,
На праздник смерти.
Войну зовем своей судьбой,
Но вот наука –
Закончить внукам этот бой,
Закончить внукам.
Король, куда же Вы ушли?
Бароны, где вы?
Ведь тот костер, что вы зажгли,
Погасит дева.
Король, куда же Вы ушли?
Бароны, где вы?
Ведь тот костер, что вы зажгли,
Погасит дева.
Ведь тот костер, что вы зажгли,
Погасит дева.
День назывался четвергом,
Рассвет был алым.
Змея вползала в тихий дом,
Змея вползала.
Будил набат грядущих вдов
Тревожной нотой.
Змея ползла среди холмов,
Змея пехоты.
Коварный лев тянулся вновь
К чужой короне,
И чуя будущую кровь,
Храпели кони.
И чуя будущую кровь
Храпели кони.
Воины святого креста
Над полями седой расстилается дым.
Эй-дари-дари-даи-йо.
Кто-то снова мечтает умереть молодым.
Эй-дари-дари-даи-йо.
Кто-то снова мечтает – вот такая морока, -
Не добраться живым до родного порога.
Над полями седой расстилается дым.
Над полями рога боевые поют.
Эй-дари-дари-даи-йо.
Это воины Святого Креста идут.
Эй-дари-дари-даи-йо.
Землю Господа топчут поганые латы.
И мы мчимся вперед не за честь, не за славу.
Над полями рога боевые поют –
Крестоносцы идут.
Крестоносцы идут.
А по дороге ветер развевает песок.
Эй-дари-дари-даи-йо.
Да видно выверен путь, да видно выверен срок.
Эй-дари-дари-даи-йо.
В землю втопчем зеленый флаг Саладдина
И воскликнем – эгей, вот она, Палестина!
Где святые угодники помощи ждут.
Крестоносцы идут.
Крестоносцы идут.
Может, многие из нас не вернутся назад.
Эй-дари-дари-даи-йо.
Да только братья по вере за нас отомстят.
Эй-дари-дари-даи-йо.
И Господь нам грехи боевые отпустит,
И придет судный день, и прощенье наступит.
И рога боевые опять запоют.
Крестоносцы идут.
Крестоносцы идут.
Темный лес
Здесь царит великий страх,
И они меня не ждали.
Я прославленный в боях
Побратим холодной стали.
Не священным серебром,
И не мощью заклинаний
Я отброшу вас назад
В пустоту глухих преданий.
Я пишу легенды сам
Острым краем стрел каленых.
Весь закованный в металл,
Жаром ада закаленный.
Пульсом гнева в полутьме,
Лязгом сердца из мифрила,
Рубит меч дорогу мне.
Волю сломит только сила.
Я шагаю по листве,
Тихий шелест за спиною.
Черный лес, страшный лес
Все окутывает тьмою.
Тайны силы на руках,
Шелестят деревьев кроны.
Слышу вой, а в облаках
Диск луны, как глаз дракона.
Лег туманом гнев богов,
И земля – сгусток праха.
В этой чаще нет волков –
Волки умерли от страха.
А болото крови ждет,
Жутких тварей чуя бодрость.
Но меня вперед ведет
Несгибаемая гордость.
Кто кого на этот раз
В преисподнюю отправит?
Беспристрастно смотрит глаз,
И надежда догорает.
Я сражаюсь против тьмы,
Я не знаю середины.
Слышишь, лес, сегодня ты
Станешь храмом паладина.
Я шагаю по листве,
Тихий шелест за спиною.
Черный лес, страшный лес
Все окутывает тьмою.
Тайны силы на руках,
Шелестят деревьев кроны.
Слышу вой, а в облаках
Диск луны, как глаз дракона.
Волчья дружина
О скалы волны бьются в кровь,
Белой пеной, рыдая, отходят.
Сыновей, мать, в поход готовь.
Над фиордами солнце всходит.
Знамя волка взметнется ввысь
Над сомкнутым строем дружины.
Ты со старым отцом простись -
Не судьба всем вернуться живыми.
Наш драккар, словно Ермунгард, вновь
Взрежет грудью тяжелые волны.
Жизнь за жизнь, смерть за смерть, кровь за кровь
Поклялись мы и клятву исполним.
Их корабль пришел сюда –
Не для мира, для сражений.
Пусть же Цезарь увидит тогда
Жалкий миг своего пораженья.
Римских панцирей блещет лед,
Хищных копий сверкают жала.
Но с пути нас ничто не свернет.
Так вперед же, Один, Вальгалла!
И сойдется с волною волна,
И мечи, точно молнии с неба.
Пейте, римляне, пейте до дна
Ярость викингов, чашу их гнева!
Знамя черное реет вновь
Над щитами волчьей дружины.
Пусть глаза застилает кровь –
Верю я, – мы останемся живы.
Мальчик и скрипка
Милый мальчик, ты так весел, так светла твоя улыбка,
Не проси об этом счастье, отравляющем миры.
Ты не знаешь, ты не знаешь, что такое эта скрипка,
Что такое темный ужас начинателя игры.
Тот, кто взял ее однажды в повелительные руки,
У того исчез навеки безмятежный свет очей.
Духи ада любят слушать эти царственные звуки,
Бродят бешеные волки по дорогам скрипачей.
Нужно вечно петь и плакать этим струнам, звонким струнам
Вечно должен биться, виться обезумевший смычок.
И под солнцем, и под вьюгой, под белеющим буруном,
И когда пылает запад, и когда горит восток.
Ты устанешь и умолкнешь, и на миг прервется пенье.
И уж ты не сможешь крикнуть, шевельнутся и вздохнуть.
Тотчас бешеные волки в кровожадном исступленье
В горло вцепятся зубами, встанут лапами на грудь.
Ты поймешь тогда, как злобно насмеялось все, что пело.
В очи глянет запоздалый и властительный испуг
И безумный, смертный холод обовьет, как тканью, тело,
И невеста зарыдает, и задумается друг.
Дальше, мальчик, здесь не встретишь ни веселья, ни сокровищ.
Но я вижу, ты смеешься, эти взоры – два луча.
На, владей волшебной скрипкой, загляни в глаза чудовищ,
И погибни славной смертью, страшной смертью скрипача.
Напиши мне песню
Я песнями твоими очарован,
Давно уже не слышал светлой музыки такой.
Мелодии твои смелы и новы,
Словами же ты следуешь традиции седой.
Ты слагаешь песни так легко, как дышишь,
И печать таланта на стихах видна.
Но возьми монетку, попытайся, слышишь,
Напиши мне песню без слова «война».
Я шел по дальним странам незнакомым,
Сражался там, где мог, а где не мог, там выживал.
Носил я и доспехи и оковы,
Был и богат, и беден, и многих женщин знал.
Ты слагаешь песни так легко, как дышишь.
Я такого пенья не услышу вновь.
Но возьми запястье, попытайся, слышишь,
Напиши мне песню без слова «любовь».
Я часто видел кровь, чуть реже слезы.
Я собственной рукой друзей в могилы зарывал.
Я шел под жарким солнцем и в морозы,
Немало потерял и слишком много забывал.
Ты слагаешь песни так легко, как дышишь,
И земную с песней покидаешь твердь.
Но возьми что хочешь, попытайся, слышишь,
Напиши мне песню без слова «смерть».
Рассуждения (Отважное сердце)
Ветрами изрезано, годами отравлено,
Пожарами судеб и кровью спаленное,
Отважное сердце, тобой окрыленное,
Твоими слезами разбавлено.
Отважное сердце, тобой окрыленное,
Твоими слезами разбавлено.
Лишь голос подков зазвенит над равниною,
И в серых глазах отражение рыцаря.
А мили ложатся то камнем, то глиною
И небо по-зимнему выцвело.
А мили ложатся то камнем, то глиною
И небо по-зимнему выцвело.
Мой меч не из тех, что ржавеют от почестей.
Он делит весь мир на своих и предателей.
Но сердце стучит, как вода из источника
Во славу творцов и Создателя.
Но сердце стучит, как вода из источника
Во славу творцов и Создателя.
И кажется мне, что она где-то около
Все видит и слышит и знает заранее.
Моя беззащитная и одинокая
Земное мое заклинание.
Моя беззащитная и одинокая
Земное мое заклинание.
Вином или ядом, свинцом или золотом
Пускай короли награждают мятежников.
А я, умирая под солнечным холодом,
С тобою останусь по-прежнему.
А я, умирая под солнечным холодом,
С тобою останусь по-прежнему.
Ужасы сражений
Сквозь проблески видений, по крошеву камней
Воительнице время идти к горе теней.
Где сумрачные склоны ласкает гулкий вой,
От линий обороны остался прах земной.
Но на руинах башен, бесшумная как ночь,
Стервятников туманом она прогонит прочь.
Взошла на небе красная, зловещая звезда,
Впиваясь светом яростным в былые города.
Звезда трагедий прошлого, огонь великих бед,
Но знает дева – можно сказать ей гордо «нет».
Что ищет призрак женщины на склонах роковых?
Ее уже столетие как нет среди живых.
Прекрасен стан и локонов осенняя листва,
Но жизнь осталась в прошлом, сгоревшая дотла.
Она подходит бережно к проломленной стене.
И ужасы сражения мелькают, как во сне.
Рубеж последней ярости, где каждый шаг с лихвой
Оплачен был безжалостно штурмующей ордой.
Свет гордого безумия защитников земли,
Что били без раздумий, покуда бить могли.
Здесь в месиве разрубленных шлемов, кольчуг и лат
Ты видишь прах обугленный не сломленных солдат.
И не было надежды для тех, кто в этот раз
Ловил пробитой грудью забвение и грязь.
Теряющих опору, мечтающих успеть.
Их пламенные жизни рвала когтями смерть.
Смотри, как время замерло над сломанным мечом.
Здесь каждый был преступником, судьей и палачом.
Зазубренным железом ведет дорога в ад.
Пылаем только с верой в то, что нет пути назад.
Стоит он, несгибаемый, как в тот далекий час
Средь сотен ненавидящих и изумленных глаз.
Последний из защитников, что сдерживал напор,
Сжимая сталью пальцев изрубленный топор.
И призрак вышел медленно из плена темноты
Навек забрало скрыло лица его черты.
Смешались и застыли в груди металл и кровь,
Но души не забыли последнюю любовь.
И вот сплелись их руки – две тени в темноте.
Осколками разлуки, кругами на воде
Великое заклятье вернет им прежний лик.
Она клялась найти его тогда, в последний миг.
Любовь и обреченность соединили их
На склонах обагренных, на склонах роковых.
Закончен бег
Слезы падали на щит и дождем смешались.
Ты молчишь, и он молчит, только вы остались.
И не будет никого впредь на поле бранном.
Посмотри в глаза его, посмотри на раны.
И не важно, кем он был, кто не важно все же.
Он любил ее, любил, как и ты, быть может.
Так скребущею тоской подошла расплата -
Умер суженый ее, и не стало брата.
По щеке бежит вода, та, что латы ржавит.
Капель дикая орда, вылечив, отравит.
Я хотел бы сам лежать здесь, в дорожной жиже.
Поменяться с ним, но стать ей на каплю ближе.
Только все, закончен бег, нет врага, как прежде.
По броне бежит вода и вода в одежде.
Так оплакивают нас небеса и тучи,
И надгробие - каркас серой горной кручи.
Слезы падали на щит и дождем смешались.
Ты молчишь, и он молчит, только вы остались.
И не будет никого впредь на поле бранном.
Посмотри в глаза его, посмотри на раны.
Зеленые плащи
Где-то радость и веселье, где-то там покой и свет.
Никаких орчачьих задниц и в помине рядом нет.
Если так, то дело знают те, кто почестей не ждут,
И кого простые люди следопытами зовут.
Опять уходят в ночь зеленые плащи,
И снова орки свой патруль найдут в канаве.
И ни следа вокруг, но каждый опытный урук
Поймет, что нужно лыжи смазывать к заставе.
Орки смотрят зло и косо на начальников своих,
Потому что люди снова завалили пятерых.
И не ходят за ограду, кроме как в составе групп.
И не жрут свою бодягу, знают, пьяный – сразу труп.
Опять уходят в ночь зеленые плащи,
И снова орки свой патруль найдут в канаве.
И ни следа вокруг, но каждый опытный урук
Поймет, что нужно лыжи смазывать к заставе.
За наличие Мельницы в моем плей-листе спасибо надо сказать лорду Обихану и братцу Бранди, Сильфов я где-то откопала сама, так же, как и Рыжего канцлера, за Тол-Мириам отдельное спасибо все тому же Ферроту, потому что хоть у меня часть песен была - пока он меня носом в них не потыкал, я бы и особо внимания не обратила. Фарамира я стащила у Сашки, причем вышло довольно забавно - Сашка гонял его под свое плохое настроение в те времена часто и практически без перерыва, я в песни не вслушивалась и меня это непрерывное звучание раздражало дико. Потом в один прекрасный день, когда Сашки дома не было, я от нечего делать решила их послушать, вслушалась... Теперь я их гоняю без перерыва чаще, чем Сашка, что несказанно его бесит (потому что его настроение слушать Фарамира никогда не совпадает с моим)

